В стратиграфической шкале венд может рассматриваться только в ранге особой геологической системы, а не какого-либо подразделения рифейской или палеозойской группы, или кембрия, как предлагали А. и Ж. Термье, выделив эдиакарский ярус (эдиакарий). Самостоятельность венда определяют: 1) планетарная устойчивость в последовательности основных геологических и палеонтологических особенностей, характеризующих предкембрийский период; 2) геохронологическая продолжительность вендского периода (около 100 млн. лет в интервале 680±20 - 570±20 млн. лет; 3) очевидная независимость всей вендо-эдиакарской биоты бесскелетных многоклеточных животных и растительных организмов от биот позднего рифея и кембрия, по отношению к которым первую нельзя считать даже переходной. В палеобиологическом и биостратиграфическом отношениях это принципиально важно для характеристики венда.
Палеонтологическая характеристика венда по своему разнообразию и уровню развития животных и растительных организмов отличается от характеристики рифея, синия и их аналогов, хотя на уровне так называемых «микробиот» и структурных биолитов (строматолитов и микрофитолитов), несомненно, существует преемственность. Самая ранняя кембрийская (томмотская) биота скелетных организмов несет в себе все типичные признаки фанерозойских биот, но по происхождению не имеет прямой связи с наиболее характерной для венда биотой бесскелетных многоклеточных животных.
Вендская биота сейчас представляется столь важной для понимания ранних этапов формирования основных филумов многоклеточных животных, что мы попытаемся более подробно охарактеризовать органический мир этого периода.
Рубеж рифея и венда был эпохой крупных площадных оледенении. Нам чрезвычайно мало известно об этой эпохе, но именно с ней приходится связывать последовавшую вскоре важнейшую эволюционную и экосистемную перестройку жизни в позднем докембрии. Вполне вероятно, что в эпоху лапландского оледенения резко понизился уровень Мирового океана и одновременно увеличилась соленость его вод в связи с тем, что значительная часть объема воды перешла в лед. С одной стороны, это могло вызвать резкую редукцию зоны шельфа, вплоть до полного исчезновения этой наиболее продуктивной зоны моря. Та же участь, вероятно, постигла и обширные материковые моря, столь характерные для позднего докембрия. Часть шельфа, еще затопленного водой, также могла оказаться непригодной для жизни организмов, будучи перекрытой ледником. Если в зоне шельфа до оледенения существовала обильная жизнь, то с сокращением его площади должна была резко повыситься конкуренция за место обитания и ресурсы питания. Вполне допустимо, что для многих групп фауны и флоры, заселявших мелководные зоны материковых морей и шельфа, лапландское оледенение могло стать катастрофическим. В этой ситуации мы скорее всего должны были бы наблюдать угнетение, стирание шельфовых сообществ и расцвет пелагических организмов, прежде всего фито - и зоопланктона. Однако, как известно, повышение солености обычно снижает продуктивность планктона, и мы вправе ожидать этого в течение лапландской гляциальной эпохи. Такой теоретически представляется предвендская эпоха.
Широчайшая эпиконтинентальная ранневендская трансгрессия, последовавшая за таянием ледников (следы деятельности этих ледников в виде тиллитов и тиллоидов залегают в основании венда на всех материках), привела к появлению на выровненных ледниками платформах гигантских мелководных морей. Вследствие беспрепятственного размыва берегов и увеличения привноса терригенного материала с континентов в условиях усилившейся денудации последних огромные площади оказались занятыми зоной литорали. Возникновение новых местообитаний и экологических ниш привело к появлению резко обновленного органического мира, типом которого и является вендо-эдиакарская биота бесскелетных многоклеточных. В этих совершенно новых ландшафтных и трофических условиях произошел, вероятно, самый важный для дальнейшего развития жизни на Земле таксономический и популяционный «взрыв». Роль инкубатора этой жизни, по-видимому, сыграла пелагиаль предвендского Мирового океана, а не «континентальные лужи», как иногда считают. Иначе трудно объяснить принципиальную однотипность вендской биоты на всех современных континентах.