Выбрать главу

XIII

     Поведение Кати приняло очень подозрительный характер, что очень беспокоило Честюнину. Катя уже давно пользовалась дома полной свободой и теперь часто исчезала на целые дни. Она ограничивалась тем, что предупреждала отца в очень категорической форме:   -- Папа, я сегодня уезжаю в Озерки и, вероятно, останусь там ночевать.   Василий Васильич сначала не обращал внимания на такие отлучки, потому что в Озерках жила тетка, родная сестра Елены Федоровны. Между семьями давно установились какие-то нелепые, натянутые отношения, и Елена Федоровна не желала видеть сестру, которая, по её мнению, сделала непростительную глупость, потому что против её желания вышла замуж за очень небогатого офицера. Так сестры и не встречались, но это не мешало детям бывать друг у друга. Честюнина по лицу Кати давно заметила, что та что-то скрывает, но молчала. Ей было только жаль старого дядю, который волновался молча и тяжело вздыхал, когда они вдвоем садились обедать. Пустой стул, на котором обыкновенно сидела Катя, являлся немым свидетелем этого отцовского беспокойства. Василий Васильич требовал, чтобы прибор Кати ставился всегда, хотя бы её и не было дома.   Переговорить с Катей откровенно с глазу на глаз Честюнина тоже не решалась. Катя не выносила расспросов и считала всякое вторжение в её дела за личное оскорбление. Это было её самым больным местом, и она ревниво берегла свою девичью волю.   -- Помилуйте, ведь нам решительно всё запрещено,-- роптала она.-- И то нельзя, и это невозможно, и третье не принято... Позвольте же мне быть человеком хотя с глазу на глаз с самой собой. Ведь это ужасно, когда меня будут пытать, что я думаю. Я хочу иметь в душе у себя такой уголок, куда никто не смеет проникнуть.   -- Кажется, никто не выражает желания проникнуть в твою душу,-- иронически замечал отец.   -- Если бы это было так... Меня всю коробит, папа, когда я возвращаюсь откуда-нибудь и читаю на твоем лице немой вопрос: где была?   -- Мне кажется, что вопрос самый естественный...   -- Отчего же ты не спрашиваешь Эжена, где он пропадает?   -- Во-первых, я это отлично знаю, потому что мне же приходится уплачивать по его счетам, а потом он мужчина...   -- Нет, он человек, папа, а я несчастное существо, которое называется барышней...   Таинственные исчезновения Кати продолжались почти целый месяц, а потом она не выдержала и сделала "исповедишку" Честюниной, взяв с неё слово, что это останется между ними...   -- Поклянись мне, Маня...   -- Послушай, Катя, это смешно.   -- Ну, дай честное слово.   -- А если я и без твоей исповедишки догадываюсь, в чем дело?   Катя чуть-чуть не обиделась, но сдержала себя, потому что уже давно томилась жаждой поделиться с кем-нибудь своей тайной. Она потащила Честюнину в парк, в самую глухую аллею, и там, не без торжества, показала ей афишу летнего театра в Озерках.   -- Я так и знала...-- говорила Честюнина, просматривая действующих лиц.-- Ты, конечно, выступила под псевдонимом?   -- Конечно... Тебе нравится фамилия: Терекова? Самые поэтические фамилии делались по названию рек. Онегин, Печорин... А теперь будет Терекова. Я сама догадалась придумать это. Мне хотелось что-нибудь такое бурное, дикое... "Браво, Терекова!.. Бис, Терекова! Ура, Терекова!.." Мне уж завидуют... Ну, посмотри, какие тут фамилии: Смирнова, Травина, Мосягина... Разве можно с такими фамилиями иметь хоть какой-нибудь успех?   В увлечении своим псевдонимом Катя даже поцеловала афишу.   -- Для начала совсем недурно, Манюрочка... Я уж познакомилась с двумя газетными рецензентами. Обещали написать обо мне, как только я выступлю в подходящей роли.   -- А сейчас?   -- Сейчас я только в приготовительном классе... на выходных ролях. Представь себе, режиссер говорит, что я еще не умею ходить по сцене и руки не знаю куда девать. Это я-то?!. Он такой смешной и ко всем придирается... В сущности, против меня интригует примадонна. Важнюшка и ломушка ужасная.. Паузит, пропускает реплики, забывает места...   Катя уже говорила закулисным жаргоном и была счастлива до того, что теряла всякое чувство действительности. Все люди казались такими маленькими, ничтожными и вообще несчастненькими. Она жила в радужном тумане своих снов наяву.   -- Мы с тобой вместе поедем в Озерки,-- упрашивала Катя.-- Будто к тетушке... Понимаешь? Я хочу тебе показать всё... Ах, как интересно, если бы только знала!.. Если стоит жить на свете, так только для этого...   -- Нельзя же быть всем актрисами, Катя.   -- А это называется счастьем, Маня... Счастье -- дар богов. Право, поедем в следующее воскресенье... А какой у нас комик Рюшкин -- он смешит меня до слез. И сам ведь не смеется... Знаешь, что он сказал, когда увидел меня в первый раз: "Это что за чортова кукла?.." Ха-ха!.. Я даже хотела обидеться, как все новички, но выдержала характер...   -- Кто же тебе из актеров нравится?   -- Ишь, какая хитрушка... Так вот и сказала. Будешь всё знать -- скоро состаришься.   -- Значит, есть такой?   -- Пока я еще и сама не знаю... Кажется, что в этом роде что-то такое вообще... Одним словом, ничего не знаю. У нас первый любовник Бурцев... Ужасно важничает. Я его ненавижу... Рюшкин говорит, что у него ужасно умное выражение в ногах.   Честюнину очень заинтересовал этот случай побывать за кулисами. Она вообще мало бывала в театре, а тут можно было видеть решительно всё.   -- Знаешь, я тебя рекомендую, как переписчицу моих ролей,-- предлагала Катя.-- Ты даже можешь взять там работу... Я поговорю с режиссером или с Рюшкиным.   -- Для чего же еще эта комедия?   -- Да так просто. Ведь ты хотела искать работы... Вот тебе прекрасный случай заработать рублей пять.   Дядя очень обрадовался, когда Честюнина сказала ему, что едет в Озерки вместе с Катей. Прямо он ничего не высказал, а только крепко пожал ей руку. Может быть, с намерением, а может быть и случайно, провожая девушек на вокзал, он добродушно проговорил:   -- Не поехать ли и мне с вами?   Катя даже изменилась в лице, но отец прибавил сам:   -- Впрочем, по пословице, в церковь ходят по звону, а в гости по зову.   Эта ничтожная сценка неприятно подействовала на Честюнину, которая почувствовала себя невольной сообщницей взбалмошной сестры.   -- Катя, ты не любишь отца, а он такой хороший!.. Отчего ты ему не расскажешь всего откровенно?   -- Потому, сударыня, что очень его люблю и не желаю тревожить старичка напрасно... Зачем ему беспокоиться прежде времени?.. Потом, я горда. А вот когда я прославлюсь, тогда другое дело. У стариков есть свои предубеждения, через которые не перелезешь. Ты обратила внимание, какими высокими заборами огорожены старые дома?.. Так и тут...   Катя ужасно волновалась до самого Финляндского вокзала. Она боялась опоздать на репетицию. Но всё сошло благополучно. На вокзале пришлось еще ждать целых полчаса, так что Катя забралась в дамскую уборную и успела "пройти" свою роль несколько раз. Роль была маленькая, но старавшаяся девушка путала реплики, сбивалась и приходила в отчаяние. Это было, наконец, смешно, и Честюнина всю дорогу шутила над ней, чтобы этим путем придать бодрости.   -- Погибаю в цвете лет...-- уныло повторяла Катя, когда поезд подходил, наконец, к Озеркам.-- А сердце так и замирает, точно я что-нибудь украла и меня ловят. Вся надежда на капельдинера, который, кажется, сочувствует моему критическому положению.   Впрочем, волнение подруги передалось и Честюниной, когда они вошли в самый театр. Громадная зала тонула в таинственной полутьме, звонко раздавались шаги, а там, в глубине, на сцене, двигались какие-то черные тени, напоминавшие тех человечков из черной бумаги, которых вырезывают дети.   -- Садись вот сюда в ложу и жди меня,-- шепнула Катя, толкая Честюнину в одну из лож правой стороны, мимо которых шел проход за кулисы.-- А вот и мой добрый гений!..   К Кате трусцой бежал бритый капельдинер и с предупреждающей улыбкой слуги старой школы говорил:   -- Вас, mademoiselle Терекова, спрашивал режиссер...   -- Сейчас, сейчас... Манюрочка, молись за мою грешную душу! Она так много любила и так мало жила...   Честюнину охватило такое жуткое чувство, когда она осталась одна. Нечто подобное она испытывала в раннем детстве, когда из шалости забегала в темную комнату. Теперь она искренно жалела эту милую Катю, точно ей грозила какая-то неотвратимая опасность. Вот она скрылась в дверях, на которых был вывешен аншлаг: "Вход посторонним лицам воспрещается", вот её грациозная фигурка показалась уже на сцене, вот к ней подошел какой-то господин в черной шапочке, сдвинутой на затылок... Где-то раздался монотонный речитатив, точно жужжала муха -- это в один тон говорил свою роль молодой человек в цилиндре. Он, видимо, сердился, когда режиссер, сидевший за отдельным столиком, останавливал его и наставлял. Потом показалась высокая дама в ротонде и громадной модной шляпе. Она знала лучше свою роль, чем молодой человек в цилиндре, и читала роль с выражением. Честюнина вслушалась и вся застыла. Ведь это говорила она, Марья Честюнина... Да, это были её мысли и её чувства.   Честюнина совсем забыла название пьесы и имя неизвестного автора, но это не мешало ей чувствовать каждое слово монолога. Ей даже сделалось страшно, точно чья-то посторонняя рука раскрыла её собственную душу, и все, целый театр, видели, что это её душа. Примадонна рассказывала о любви к двоим, о неудовлетворенном женском чувстве, о неизбежных сомнениях пред решительным шагом, о том, что как женщина, так и мужчина в любимом существе любят создание собственного воображения, лучшую часть самого себя, то, что остается никогда недостижимым и что служит неиссякаемым источником страданий. И как хорошо, тепло и умно всё это было высказано. Что же это такое наконец? Честюнина даже закрыла глаза, как человек, который ожидает смертного удара.   -- С нас слишком много требуют и слишком мало любят...-- неслось со сцены...-- Мы приучаемся страдать молча, приучаемся скрывать наши женские чувства, чтобы не показаться смешными, и в конце концов отдаемся призыву чувства...   Честюнину немного кольнуло только одно, именно, что все эти хорошие слова относятся к молодому человеку в цилиндре, которого она почему-то невзлюбила с первого раза. Стоило тратить хорошие слова для такого хлыща... Девушка смешивала действующих лиц с актерами. Но, с другой стороны, при чем тут, в этой вечной драме женской жизни, какой-нибудь Иван Петрович или Петр Иваныч?.. Получалось что-то вульгарное и обидное. А молодой человек в цилиндре положительно напоминал Эжена,-- так же цедил слова сквозь зубы, так же раскачивался на ногах, так же "паузил".   Катя появилась в роли бедной молоденькой девушки, и Честюнина не узнала её голоса. Она страшно волновалась, глотала слова и не давала договаривать реплик. Режиссер останавливал её несколько раз, заставлял повторять, хватал за руку и ставил на то место, где она должна была говорить. Роль была самая незначительная и совсем не соответствовала бурному темпераменту артистки Терековой. В результате этой пытки будущая знаменитость заговорила таким тоном, каким отвечает гимназистка на экзаменах самому строгому учителю.   Дальше пьеса была испорчена автором самым добросовестным образом, и все действующие лица начали делать и говорить самые невозможные глупости. Вероятно, и в жизни бывает то же самое... Одно умное место выкупается тысячью искупительных глупостей.   -- Идем на сцену,-- проговорила неожиданно появившаяся Катя.-- Я тебя познакомлю с нашими...   -- А если я не желаю?   -- Ты? не желаешь?   -- Очень просто... Я не желаю терять иллюзии.   -- Даже с Рюшкиным не хочешь познакомиться?   Катя вдруг обиделась за всю труппу. Помилуйте, какая-нибудь несчастная курсистка и вдруг: не желаю.