Они поженились, когда ей исполнилось семнадцать. Она страстно его желала и не могла дождаться, когда наконец окажется с ним в одной постели.
Вспомнив о тех днях, Элинор невольно застонала.
Йен взглянул на нее с беспокойством:
— Сильно ударилась? Больно?
— Нет, не очень…
— Я вижу, что тебе очень больно, девочка. Я же слышал, как ты застонала.
Он снова прижал ее к груди и принялся поглаживать ладонью по мокрой спине. Ему, наверное, казалось, что таким образом можно утешить ее. Но это не принесло облегчения — напротив, в ней вспыхнуло пламя, которое, как ей казалось, уже давным-давно остыло.
— Скажи, что болит? Нога? Любовь моя, стоять можешь?
Она была его любовью очень давно, до того, как потеряла ребенка. Нелл подавила рвавшиеся наружу рыдания и тут же почувствовала, как Йен губами коснулся ее лба.
— О, дорогая, не плачь. Позволь, я осмотрю твою ногу.
— Нет, я…
Но Йен уже наклонился. Его рука скользнула по ее бедру, по колену, по голени. И теперь его лицо оказалось на одном уровне с… Ах, нельзя сейчас об этом думать ни в коем случае!
Пусть только думает, что влага на бедрах исключительно от ванны.
— Обопрись мне на плечи, Нелл.
Ей показалось или голос его и в самом деле вдруг охрип?
— Все в порядке, Йен. Лучше дай мне полотенце. Ты же видишь, я голая.
Он засмеялся и кивнул.
— Разумеется, вижу, Нелл.
Он провел ладонью по ее плечам и задел большими пальцами груди. Потом заглянул ей в глаза, и она увидела… Голод — вот что она увидела в его взгляде.
Когда-то, много лет назад, у него был почти такой же взгляд. Да, почти… Потому что теперь он смотрел как-то по-другому. С болью и отчаянием, возможно.
Элинор и сама была в отчаянии. Она облизнула пересохшие губы, и он проследил за движением ее языка. Потом вдруг наклонился к ней и…
Почувствовав прикосновение его губ, Элинор затаила дыхание.
— Ох, Нелл, ты замерзла, а я тут… Я… — Он отступил на шаг. — И вообще, что я тут делаю?
О Боже, он сейчас чуть не поцеловал ее! Йен чувствовал, как его одолевает неудержимое желание — причем оно с каждым мгновением усиливалось, накатывало на него… как штормовые волны на берег. Подобного он не испытывал ни с одной женщиной. И как только ему удалось остановиться?
Но слава Богу, удалось. А если бы не удалось, то Нелл сама бы его остановила. Она ненавидит его. Теперь вот стоит и смотрит на него в упор.
Он невольно нахмурился. Прикроется она хоть чем-нибудь?! Неужели не понимает, что это издевательство — стоять голышом?!
Отблески камина падали на ее влажное тело, и казалось, она стала еще красивее, чем раньше. Тело ее приобрело мягкость и округлость линий, и она немного пополнела. А ее груди…
Он поднял глаза и посмотрел ей в лицо. Ему лучше не пялиться на ее груди.
Наконец-то она завернулась в полотенце! Конечно, ему следовало бы подать ей его, но он… Если честно, он не доверял самому себе, не доверял своим рукам. Черт бы побрал эту проклятую похоть, она — как приступ бешенства. Йен отступил еще на шаг и замер, словно окаменел; он чувствовал: стоит ему лишь шевельнуться — и он набросится на Нелл, как самец во время гона. Собственно, таковым она его и считала. Еще десять лет назад она ясно дала понять, что больше не подпустит его к себе. И за прошедшие с того времени годы ни разу даже не намекнула, что передумала, хотя Макнилл от случая к случаю сообщал, что она вовсе не чурается общества мужчин. Черт побери, ведь всего две недели назад ему сообщили, что у нее роман с проклятым управляющим. Макнилл застукал их в библиотеке как раз в ту минуту, когда Пеннингтон собрался раздеть ее и разложить на ковре.
Оденется ли она когда-нибудь?!
Ну вот, слава Богу! Дотянулась до своего халата и выставила его перед собой словно щит. Чем быстрее она накинет его на себя, тем лучше.
Сейчас ему нужно просто повернуться к ней спиной, чтобы она спокойно оделась. Если он отвернется, то перестанет пожирать ее глазами.
Но Йен не мог шевельнуться. О черт, он вел себя хуже, чем прыщавый юнец, который не может насмотреться на красавицу.
Проклятие, ведь он взрослый тридцатилетний мужчина. И повидал за свою жизнь немало женских прелестей. Так с какой же стати ему стоять, задыхаться и терять голову от желания?!
Наверное, он сейчас рехнется, если она не напялит на себя какую-нибудь одежонку. А может, заговорить с ней? Может, это поможет? Думать, подыскивать слова — все это, наверное, отвлечет его.
— Что тебе понадобилось в моей спальне? — проворчал Йен.
Нелл молча пожала плечами.
— Что же ты молчишь? Я хочу знать, что ты делаешь в моей комнате.
— Это вовсе не твоя комната, а моя.
Она отвернулась и надела халат. Потом снова повернулась к нему и, затягивая пояс, добавила:
— Как ты, наверное, заметил, я только что принимала ванну. Полагаю, сейчас ты должен оставить меня в покое. А если тебе что-то нужно… Думаю, тебе лучше поговорить с экономкой.
Да, совершенно верно. Она действительно принимала ванну. А заодно… наслаждалась воспоминаниями о нем.
Господи, что это с ней творится?! А он что, кудесник? Она ведь не испытывала такого… томления уже десять лет. И хорошо бы еще столько же не испытывать. Ее вполне устраивало то, как все складывалось. Ей совсем ни к чему еще раз оказаться с разбитым сердцем.
— Это моя комната, — решительно заявил Йен.
Именно таким она его и помнила. Резким, упрямым, настойчивым. Как только у нее возобновились месячные, он заявил, что она должна лечь с ним в постель, потому что это ее супружеский долг.
По закону Йен, наверное, был прав, но она не могла уступить ему. А если бы покорилась, то в ней умерло бы что-то очень важное. Помимо ребенка, который уже был мертв к тому времени…
— Это не твоя комната, Йен.
— Нет, моя.
Он вскинул подбородок и пристально посмотрел ей в глаза. Нелл не раз говорили, что только с ней он бывает таким упрямым. И якобы он проявлял упрямство лишь потому, что она осмеливалась ему возражать.
— Ошибаешься, это моя комната. — Нелл указала пальцем на ванну. — Полагаю, в противном случае слуги лорда Моттона не принесли бы ее сюда.
Йен покосился на ванну:
— Вероятно, они что-то… напутали. Экономка уже мне все объяснила. Нет никакого сомнения, комната — моя. Я не мог ошибиться.
— Значит, смог.
— Но я… — Йен ненадолго задумался. — Подожди здесь. Я сейчас.
Открыв дверь, он исчез в коридоре.
Нелл со вздохом подошла к камину. Естественно, она будет ждать здесь. Где же еще? Она ведь полураздетая.
Отыскав щетку, Нелл принялась расчесывать волосы. Прошло пять минут, потом десять. Почему он так долго? Неужели уехал? Но ведь его саквояж… Вот он, остался тут.
Тут дверь распахнулась, и Йен пропустил вперед экономку миссис Гилберт. Та взглянула на него и, явно нервничая, пробормотала:
— Мне ужасно жаль, милорд… Но я ведь вам уже сказала…
— А теперь повторите это моей… — Йен издал какой-то странный звук, нечто среднее между кашлем и рычанием. — Просто повторите леди Килгорн то, что сказали мне.
Взглянув на миссис Гилберт, Нелл заставила себя улыбнуться:
— Миссис Гилберт, пожалуйста, не переживайте. Лорд Килгорн страшно рычит, но не кусается, уверяю вас.
Йен еще больше помрачнел:
— Помолчи и выслушай, что она скажет, Нелл.
— Что такое?
Нелл уставилась на мужа. С чего он так рассвирепел? Разве не понимает, что пугает миссис Гилберт? Обычно он не вымещал дурное настроение на слугах.