Что же до самих благородных истин, то систематическая форма их изложения тоже призвана облегчить их восприятие и усвоение. Не случайно, что в основу систематизации легла схема, которая впоследствии стала ассоциироваться с терапевтической парадигмой: констатация явления (анамнез болезни), обнаружение его причины (диагноз), прогноз по поводу возможности устранения этой причины (прогноз о возможности излечения) и способ устранения причины (программа лечения).
Дуккха (санскр. духкха) — страдание?
Обратим внимание на понятие, объединяющее все четыре истины — дуккха (пали, санскр. духкха). Стандартным переводом дуккхи на европейские языки является «страдание», но все же термин дуккха требует более внимательного отношения. Луи Гомес называет «страдание» слишком «сильным» переводом. И с ним нельзя не согласиться. В европейской культуре страдание ассоциируется, как правило, с переживаниями острых болезненных состояний как физических, так и психологических — состояний, противных природе человека и его исконному стремлению к счастью. В буддизме же духкха понимается двояко: как конкретное эмпирическое страдание и как более общее состояние вещей: рождение неизбежно влечет за собой смерть, а смерть — другое рождение и так до бесконечности. Более того, процесс существования состоит из смены обусловливающих друг друга «элементарных состояний» (дхарм) — взаимозависимого возникновения (пратитья-самутпада). Этот процесс тоже отождествляется с дуккхой. Дуккха во втором смысле — это глубинная неудовлетворенность конечностью и постоянной изменчивостью всех форм существования, испытываемая прежде всего сознающими живыми существами. В европейской традиции духкхе в этом смысле больше соответствуют экзистенциалистские понятия тревожности, озабоченности (Sorgen), страха (Angst), чем христианское представление о страдании. Там, где дуккха значит страдание и боль, я так ее и перевожу. Дукхху во втором смысле оставляю без перевода. Из всех довольно многочисленных вариантов изложения четырех благородных истин я выбрала самый обстоятельный из «Махасати-паттханасутты» (М. 1, 167)
Истина о дуккхе
«В чем, монахи, благородная истина о дуккхе. Рождение — дуккха, старость — дуккха, болезнь — дуккха, смерть — дуккха, печаль и скорбь — дуккха, страдание и несчастье — дуккха, беспокойство — дуккха, [соединение с тем, что не нравится, — дуккха, разъединение с тем, что нравится. — дуккха — это из Дхамма-чакка-ппаватана-сутты — В.Л.], невозможность достичь желаемого — это дуккха. Одним словом, пять агрегатов привязанности (упадана скандха) суть дуккха».
Вместо объяснения сущности дуккхи (в европейской логике — «интенсивного определения») Будда перечисляет явления, относящиеся к этому понятию («экстенсивное определение»). Нет ничего удивительного, что перечень начинается с рождения. В этом же тексте поясняется, что рождение есть «производство, вхождение, становление, появление агрегатов (скандх) и обретение сфер чувств (аятана) всех существ в каждом классе существ». Мы видим, что речь идет не о родовых муках (джанма-духкха), а о рождении в более общем плане - возникновении из каких-то причин, составлении, компоновке из каких-то элементов (скандх). Никто и ничто не высечено из монолита, не скроено из цельного куска, все из чего-то состоит, к чему-то может быть сведено, как грубые физические тела — к атомам (тоже буддийская концепция). Ни сам человек, ни одна из его частей не представляют самодостаточного целого, не образуют полноценной единицы. Отсюда еще один аспект дуккхи — принципиальная незавершенность, неполнота, частичность, несамодостаточность. Это приводит к другой важной характеристике бытия — аничча, санскр. анитья (изменчивости, преходящести). Дуккха обесценивает даже самые приятные и радостные моменты существования. Вспомним, как резко изменилось отношение будущего Будды к молодости и красоте, когда он понял, что они невечны. Именно эта вопиющая ущербность человеческого существования, обесценивающая все радости жизни, и заставила Будду отказаться от благополучной жизни во дворце и карьеры правителя и отправиться на поиски «бессмертной».
Следующая группа явлений, представляющих дуккху, касается психических переживаний: печаль, скорбь, страдание, несчастье, беспокойство, соединение с неприятным, разъединение с приятным, неудовлетворенное желание (таньха). Обратим внимание на заключительную фразу этого абзаца: «Пять агрегатов привязанности (упадана скандха) суть дуккха». Если до той фразы Будда изъяснялся на обычном языке, то в ней он подводит итог сказанному на техническом «жаргоне» буддийской теории. Скандхами (пали кханда) называются пять групп элементов (дхарм), совокупность динамических состояний, образующих индивида (пудгала): рупа (тело, телесная форма). ведана («ощущения»), санджня («представления»), санскары(«кармические составляющие») и виджняна («сознавание»). Все в индивиде, то есть каждая из его пяти составляющих частей, с точки зрения Будды, есть дуккха — неполнота, несовершенство, источник неудовлетворенности, тревожности, тяготы (Парибок), страдания.
Таким образом, первая истина делает акцент на всеобщем характере дуккхи — она охватывает все аспекты опыта человека и других живых существ (всех существ во всех планах существования) и является неотъемлемой чертой их бытия в мире. Всеобщность дуккхи не была открытием Будды, об этом говорилось и в упанишадах и в ранней санкхье. Но именно Будда отождествил дуккху и сансару, дуккху и карму. Более того, он отождествил с дуккхой даже приятные и радостные моменты человеческого опыта (сукху, которую другие учения противопоставляют дуккхе). Единственным антиподом дуккхи является ее отсутствие или прекращение — нирвана.
Будда описывает нирвану как состояние, в котором «нет рождения, нет старости, нет болезни, нет смерти, нет скорби, нет пятен». Словом, нирвана является прямой противоположностью сансарному бытию. Об этом состоянии Будда предлагает судить, исходя из оппозиции болезни и здоровья: что испытывает человек, избавившийся от тяжелой болезни? Облегчение, радость, удовлетворение — человек, прекративший дуккху, испытывает нечто подобное. Это состояние и есть нирвана.
Возникновение дуккхи
«А что, монахи, есть благородная истина о возникновении дуккхи? Это жажда, источник повторного рождения и повторного становления, связанная с страстным желанием, ищущая удовлетворения то в одном, то в другом. То есть жажда чувственных удовольствий, жажда существования и становления, жажда несуществования».
От описания проявлений «болезни» Будда переходит к диагнозу — причиной дуккхи является «жажда» (пали таньха. санскр. тришна). И в этом «диагнозе» Будда тоже был не одинок — вся брахманско-шраманская традиция выводит сансару из желания. Но не этим интересна вторая благородная истина. Она знаменательна тем. что у дуккхи вообще есть какая-то причина, что она не является исконным положением вещей. Раз дуккха имеет причину, значит, сама она есть лишь следствие. Это сразу меняет ее статус — все, что имеет причину, становится по отношению к самой этой причине чем-то второстепенным, производным. В Индии причина всегда «статуснее». важнее следствия. Что это за причина — жажда? Слово «жажда» здесь неслучайно, жажда — это метафора не просто желания, а острой потребности, внутренней психологической необходимости, одержимости каким-нибудь желанием, когда все наши способности, воля и ум подчинены только ему одному (когда мы хотим пить — мы ищем лишь воду). Самое очевидное — это жажда чувственных удовольствий (буддисты различают удовольствия для слуха, зрения, вкуса, осязания, тела и ума — наши глаза жаждут приятных форм, цветов, красок, уши — звуков, язык — вкусной пищи, нос — приятных запахов, тело — ласки, ум — идей, концепций). Чувственные удовольствия простаков (путхудж-джана) Будда сравнивал с удовольствием, которое испытывает прокаженный, когда чешет свои раны и прижигает их раскаленными угольями — да, конечно, от этих действий несчастный на время отвлекается от своих страданий, но подобное «удовольствие» является частью болезни — оно только усугубляет ее. Если выздоровевший прокаженный встречает другого прокаженного, предающегося расчесыванию собственных ран, разве это занятие покажется ему удовольствием? — спрашивает Будда и заключает, что монаха, овладевшего своими чувствами, как и бывшего прокаженного, уже не привлекает то, что раньше казалось ему удовольствием («Магандия-сутта». М. 1, 501-513).