Сор поблескивал истончившимся ноздреватым весенним льдом. Едва ступив на него, мойпар провалился в воду. Выскочил на берег и стал отряхиваться. Затем, будто давая выход своей злобе, принялся крушить колданку.
Пиляп спустился с пригорка, приблизился к зверю.
Когда между ними осталось метров пятьдесят, он пал на колено и, тщательно прицелившись, выстрелил.
Промах!
Выстрелил снова — и опять промазал.
— Лопас! Вперед! — крикнул Пиляп.
Мойпар завертелся на месте, рыча и махая лапами, затем бросился обратно в сор и, круша лед, понесся прямо по мелководью.
Пиляп еще раз выстрелил, но неведомые силы словно оберегали этого шатуна: пуля — в который раз! — прошла мимо.
— Нет! Не уйдешь! — прошептал Пиляп. — Ни за что не уйдешь!
Он подбежал к разломанной лодке, выбрал два обломка бортовой доски и капроновым шнуром привязал их к подошвам, соорудив нечто наподобие лыж. Сделав два-три пробных шага по льду, Пиляп пустился в погоню.
Медведь пересекал русло. Бежал медленно, тяжело. Лопас мешал ему: он громко лаял, заходил то спереди, то сзади.
Приблизившись к берегу, Старик обернулся и, как показалось Пиляпу, взглянул на него торжествующе: видно, он считал себя в безопасности.
Но охотник уже настигал его.
Подняв ружье, он нажал на спусковой крючок.
Медведь взвыл, дернулся и повалился на влажный песок. По горлу с белым ободком прошла волной предсмертная судорога…
Пиляп, охваченный смятением, смотрел, как уходит жизнь из мощного тела могучего зверя…
Потом, отойдя в сторону, он упал лицом в снег, и плечи его задрожали. Лопас ткнулся носом в руку хозяина, заскулил.
Пиляп приподнялся, сгреб ладонями снег и бросил комочек в своего верного друга[18].
Перевод Э. Фоняковой.
ЛАНГИ
1
Тавет, закинув за плечо двустволку, шел по берегу неширокой протоки Васяхово, которая к осени обмелела настолько, что местами ее можно было переходить вброд. С правой стороны поднимался коренной берег, поросший молодыми березками, кедрами и лиственницей.
Первые осенние заморозки уже тронули все вокруг, и листья берез, отрываясь от веток, словно распластанные стрижи в полете, плавно падали на землю.
Но солнце еще было теплым. Тавет с удовольствием подставлял его лучам свое смуглое лицо. Был он среднего роста, широк в плечах. Темноволосая голова крепко сидела на короткой, толстой шее. В поселке иногда посмеивались над ним:
— Эй! Шею-то куда подевал? Может, она у тебя с затылком срослась?
Тавет на подобные шуточки не обращал внимания: пусть себе зубоскалят, если им делать нечего!
Гораздо больше его задевало, когда подтрунивали над Ланги, полуторамесячным щенком охотничьей лайки, которого он начал выводить с собой на охоту. Вот и сегодня утром, когда сосед Ай-Паял крикнул ему вдогонку:
— Хватит людей смешить! Кто таких мальков в тайгу берет?
Тавет хмуро огрызнулся:
— Не твое дело, Ай-Паял!
Сейчас Ланги, загнув хвост колечком, весело бежал рядом с хозяином. Среди осенней желтизны четко выделялась его темная, густошерстная спинка. А когда пес оборачивался, на груди мелькало белое, похожее на бабочку-капустницу, пятнышко. Стоило Тавету остановиться — останавливался и Ланги. Уши у него вставали торчком, а в черных, словно угольки, глазах загорался вопрос: в какую сторону мчаться? Кого догнать?
«Добрая растет собака!» — радовался Тавет и наклонялся, чтобы потрепать Ланги по мягкому загривку.
Давно мечтал он о чистопородной лайке, с которой можно будет зоревать весной и осенью, надолго уходить в тайгу. Без хорошего пса что за охота? Блуждание в потемках! «Один умный пес надежней ста помощников. Зверь шерстинку на траве оставит, и то собака его сыщет», — говаривали старики-ханты. Нынче мечта сбылась — зоотехник Хозяинов, чья лайка недавно ощенилась, отдал ему кобелька. Тавет долго выбирал щенка — кобельков было двое — взвешивал каждого по очереди на ладони, водил пальцем по кончику коса, щупал уши и зубы: чутье, слух у будущей охотничьей собаки должны быть безупречны! Наконец он остановился на том, у которого на груди белела отметина.
— Назову тебя Ланги! — сказал он шейку. — Ланги, слышишь? Это значит — «бельчатник».
— Красивое имя! — одобрил Хозяинов. — Звучное!
— В старину у нас говорили: «Кто лайкой на белок не владеет, у того ни рук, ни ног, ни глаз нету», — засмеялся, пряча щенка за пазуху, Тавет.
18
Когда убивают медведя, ханты, по обычаю, бросают снег в человека или любое другое живое существо, отдавая таким образом дань уважения медведю, по преданию — предку человека.