Самые лакомые кусочки из общего семейного котла доставались Ланги, а в сенках на полу появилась теплая лосиная шкура, на которой он спал в зимние холода. Мать еще и укрывала его своей старой ягушкой.
— Зачем ты балуешь собаку? — рассердился однажды Тавет. — Ведь она не ребенок.
Мать в ответ пристально посмотрела на своего взрослого сына, и Тавет сразу умолк — столько было в ее глазах невысказанного страдания. И дернул же кто-то его за язык: «Ребенок!» Разве не знает он, как та давняя трагедия разрывает матери сердце, не дает покоя ни днем, ни ночью?
…Время было послевоенное, трудное, жили впроголодь. Чтобы хоть как-то прокормиться, летом всей семьей выезжали на плавной лов куда-нибудь в дальние, глухие места. О лодочных моторах тогда еще и мечтать не смели, ходили на гребях или под самодельным парусом. Гребли все — и взрослые и дети. Тавета возили с собой в берестяной люльке, он был совсем маленьким.
По реке гулял сильный ветер. К полудню он усилился, волны стали закручиваться белыми пенными барашками. Мать умоляла мужа поднять сеть пораньше и укрыться где-нибудь в тихой заводи, но рыба шла хорошо, и отцу Тавета не хотелось терять лишних муксунов или нельм. Когда же наконец стали выбирать есть, оказалось, что она зацепилась под водой за «задеву» — корягу-топляк. Лодку начало захлестывать, дно залило водой. Сеть все не отпускало. Отец тянул ее на себя изо всех сил, три старших брата Тавета — мальчики-погодки — помогали ему.
— Брось сеть! — кричала сквозь ветер мать. — Брось! Утонем!
Но отец и в момент опасности оставался рыбаком: бросить сеть для него было равносильно тому, чтобы покинуть в беде верного друга.
Но вот сеть подалась и… в это мгновение огромная волна накрыла лодку. Бударка пошла ко дну. Отец метнул в воду спасательный круг, крикнул матери:
— Хватай люльку и плыви!
Отец и три старших сына утонули. А мать каким-то чудом добралась до берега. Чудом было и то, что Тавет не захлебнулся в своей насквозь промокшей берестянке. Обоих подобрали потом жители близлежащего поселка…
С тех пор прошло много лет. Мать стала известной в их краях охотницей, и не было женщины в округе смелее ее: ведь ей пришлось пережить такое, после чего и собственная смерть не страшна. Всю силу своей материнской любви перенесла она на единственного оставшегося в живых сына Тавета, мечтала о внуках, а пока что баловала собаку…
5
Тавет продолжал ходить с ружьем в тайгу. Ланги он всегда брал с собой, хотя тот по-прежнему не прикасался к подбитой дичи. Особенно он любил сборы на охоту, и первым бежал по длинному спуску к дюралевой лодке, где важно усаживался на переднее сиденье, поджидая хозяина.
В один из весенних дней, в субботу, они отправились на остров Горелый, названный так из-за сильного лесного пожара, некогда на нем бушевавшего. От поселка до острова — километров тридцать по извилистой, неширокой протоке Осхем.
Пристав к острову, Тавет выбрался из лодки и пошел на разведку. Ланги потрусил за ним. Они пересекли несколько небольших болотец, взобрались на песчаную гриву и вдруг услыхали вдали гортанные крики диких гусей.
Тавет молниеносно перезарядил ружье, сменив четвертый номер дроби на более крупный — нулевой. Гуси! Надо же, такая удача! Теперь только бы не промахнуться!
Вот со стороны Куншольского сора показалась небольшая стая. Кружа над болотом, гуси высматривали место для посадки. Тавет выругался с досады: птицы явно не собирались подлетать ближе, а с такого расстояния целиться бесполезно. Чем бы их подманить? Наконец его осенило, — как же он мог забыть, что гуси всегда реагируют на бегающую по земле собаку?
— Эй, Ланги! — крикнул он. — Вперед! Туда! — и указал на болото. Для верности он сдернул с головы и швырнул подальше свою шапку. Шапка — не утка, Ланги обязательно постарается ее принести. А гуси наверняка заметят пса.
Так и произошло. Гуси, увидев собаку, подались к песчаной гриве. Укрывшись за березой, Тавет взвел курок. Но помешала мелькнувшая перед глазами веточка — она вдруг прикрыла мушку. Пришлось выскакивать на открытое место, время было потеряно, и он, конечно, промазал. Гуси тем временем отлетели уже далеко. Раздосадованный Тавет пнул носком болотного сапога нерастаявший ком снега. И тут случилось непредвиденное: под снегом, видно, оказался какой-то пенек. Тавет от неожиданности потерял равновесие, споткнулся и начал падать. Инстинктивно отводя в сторону руку с заряженным ружьем, он нечаянно нажал пальцем на курок. Прогремел выстрел, и левое бедро пронзило резкой болью.