Сутки назад, ночью, в такую же вот пургу, напали на стадо, что паслось возле озера, волки. Хищников отогнали быстро, но в ночной неразберихе откололся от стада косяк голов в тридцать. Пастух Калин всю ночь гнался за ними, но к утру след потерял. А днем, делая большой круг, случайно наткнулся на окоченевшие трупы животных — беглецы все, как один, пали от какой-то непонятной напасти.
Калин, конечно, тут же помчался с этой невеселой новостью в бригадирский чум. Неожиданно потерять три десятка голов, да еще ни с того ни с сего, — что может быть неприятнее такого известия? И бригадир Лозар, ни минуты не раздумывая, принял решение отправиться на место, все внимательно осмотреть своими глазами и разобраться, что же все-таки там, на озере Воянг Тув произошло. Взял он с собой и зоотехника Карыкура — а как же иначе? Полдела еще, коли волки, а что если обрушилась на стада эпизоотия, какая-нибудь страшная инфекционная болезнь?
Накануне бушевал несколько дней Овас Вот — северный ветер, словно тысячи белых медведей набросились вдруг с Ледовитого океана, не давая пастухам выйти из чумов.
Мало-помалу Овас Вот начал стихать, однако по-прежнему все вокруг задернуто было сплошной снежной пеленой. Нарту Карыкура везли три крепких быка, и, непрестанно погоняя их следом за бригадирской упряжкой, зоотехник дивился, как уверенно его напарник — его называли еще краснолицым Лозаром — находит дорогу в этой белой круговерти, когда снежные заряды то и дело слепят глаза, когда невозможно сколь-нибудь долго смотреть вперед, когда кажется, что просто нельзя не сбиться с заданного пути в бесконечно однообразном редколесье невысоких кедров, конусообразных остроконечных елей, изредка встречающихся на дороге тонкоствольных берез…
Пересекли несколько узких болот, на которых снег был почти весь выдут, взобрались на невысокий ёхам — увал, сплошь заросший мелкой лиственницей, и тут Лозар наконец остановился.
— Я-а, сынок, хорош! — проревел он своим оглушающим голосом. — Пожалуй, слегка передохнуть надо. — Он резко передернул плечами, пытаясь стряхнуть снежную пыль со своего толстого гуся, провел меховыми рукавицами, пришитыми к рукавам неблюевой малицы, по оторочке капюшона и повернулся лицом к ветру: — Кой! Повелитель Ветров! Никак ты, щедрый на счастье и богатство, не утихнешь. Успокойся ненадолго! — И снова посмотрел на оленей. — Шибко, однако, устали — передовой мой ногами еле перебирает, ослаб по такой-то дороге. Снег местами, видишь, какой глубокий — по грудь олешкам приходится, ноги у них едва до твердого достают. Шибко, шибко снежная выдалась нынче зима, да еще и метель успела за двое-то суток наворочать сугробов. А ведь весна уж… Ну что ж, придется нам, сынок, здесь переждать малость. Животным отдохнуть дадим, да и самим дух перевести нелишне. — Лозар огляделся по сторонам, словно еще раз оценивая взглядом место будущей стоянки. — По-моему, в самый раз. И кедр вон, видишь, какой раскидистый — хоть сколько, а все прикроет нас с тобой своими лапами. За ним и костер разведем, верно? И насчет дров, смотрю, туго не будет… Чайком погреемся — и спать нырнем. В «куропачий чум». — Бригадир хитро улыбнулся. — Небось не приходилось еще, а, олений лекарь? Но ничего, сегодня попробуешь, что это такое… Какой же ты оленевод, если ни разу в «куропачьем чуме» не проживал?! А, сынок? — И, не дожидаясь ответа, распорядился: — Так что давай, собирай сушняк, а я пока стружек на растопку настрогаю, — гремел бригадир, стараясь перекричать пургу.
Из всех качеств, какими природа одарила Лозара, самым, пожалуй, впечатляющим был его голосище. Человека, не знавшего бригадира раньше, голос его поначалу просто-таки ошарашивал. Не случайно земляки о нем так говорили: «Лозаров разговор с одного конца поселка на другой семь раз перекатывается». А некоторые, когда их спрашивали о том, дома ли сейчас Лозар, отвечали не задумываясь: «А ну, притихни. Сейчас послушаем, не слышно ли где-нибудь его голосе…»
И. глядя сейчас на широкий, будто налимий бригадиров рот, Карыкур подумал: «Вот глотка, так глотка! Не зря говорят, что Лозара на все пастбище слышно!»
Но особо задумываться ему было некогда — велено ведь спешить за дровами. Он еще раз огляделся по сторонам и чуть было не воспротивился вслух: да разве ж можно выбирать для стоянки такое место, где растут одни молоденькие лиственницы? Где ж тут возьмешь дров для настоящего костра? Но посмотрел на приступившего к делу бригадира и решил пока смолчать, начал выпрастывать из-под оленьей шкуры, расстеленной на сиденье нарты, широкие кедровые лыжи.