Он учился вместе с Айнэ в зооветеринарном техникуме в городе Пулнгават Вош — правда, она поступила туда на год позже, чем он.
Она была из того же, что и Карыкур, района, жила в селении, расположенном верст на двести выше его родного Самангвоша.
В первые годы учебы Карыкур, как, впрочем, и другие парни из их техникума, не обращал на нее никакого внимания, хоть и приходила Айнэ вместе с подругами чуть не каждый вечер на танцы: уж больно она незаметно держалась, может, даже слишком строго и скромно. Девушек в городе хватало: педучилище, медучилище, культпросветучилище — все сплошь, как выражались у них в общежитии, оккупированы девчатами. Так что было из кого выбирать. А может, никто из парней не увлекся Айнэ еще и потому, что расцвела она лишь к третьему курсу, расцвела как-то неожиданно и быстро, подобно долго не распускающемуся на севере цветку иван-чая, так ярко выделяющемуся среди небогатой растительности лесотундры…
Словно по мановению волшебной палочки, Айнэ враз обрела привлекательную женственность, и теперь глаз нельзя было оторвать от ее стройной фигуры, каштановых волос, необычной для северянок белой кожи… А уж лицо ее… Небольшой рот, прямой носик, длинные, как иголки кедра, ресницы, строго очерченные брови… Нет, лицо это, родинку Айнэ на левой щеке — не забыть Карыкуру никогда в жизни…
Впервые Айнэ запала ему в душу на одном из вечеров майского праздника. В своем легком шелковом платье она была так хороша, что Карыкур вначале не поверил своим глазам: да Айнэ ли это? От удивления он даже обернулся к своему сокурснику Нятаме: «Смотри-ка, Айнэ и не узнать!.. Как легкая бабочка порхает…»
И с этого самого вечера Карыкур, как заметили парни из техникума, «втрескался». Он не сводил с нее глаз, смотрел, как свободно и весело танцует она с подругой, и, ощущая, как какая-то неведомая жаркая волна захлестывает его душу, словно слышал чей-то властный голос: «Вот она, твоя девушка! Вот она, твоя любовь!»
И Айнэ, чувствуя на себе его горячий взгляд, нет-нет да и скользила мимоходом по его лицу… Во время одного из перерывов между танцами она остановилась с подругой прямо напротив него и, словно толкая его на смелость, посмотрела долгим, пронизавшим его насквозь взглядом. И Карыкур вдруг понял, что тонет в этих глазах, словно затерялся он в утлой колданке посреди широкой Оби и теперь не знает, в какую сторону плыть… Он не выдержал этого ее взора, смущенно опустил глаза. Но этот пронизывающий взгляд Айнэ будто подсказал парню, что и она неравнодушна к нему, и как только музыка заиграла следующий танец, он, чтобы не опоздать — и откуда только взялась смелость — первым ринулся к ной, пригласил на вальс. Как только Карыкур положил свою руку на мягкую талию, сразу растерялся до того, что на какой-то миг все слова, которые он приготовил для их первого разговора, улетучились из головы. За весь танец он только и сумел выдавить: «Хороший сегодня вечер, правда?»
И опять замолчал. Айнэ снисходительно улыбнулась, взглянула на его потное от смущения лицо и ничего не ответила, как бы молча согласившись с ним.
Карыкур влюбился, как говорится, без памяти и этим же вечером дал понять остальным ребятам, чтобы никто из них впредь не имел на Айнэ никаких видов, что она «уже занята».
А на следующее воскресенье он купил билеты в кино, и Айнэ не отказалась от его приглашения…
С этого времени Карыкур уже не чувствовал себя стесненным с ней на танцах или на переменах в учебном корпусе, когда подходил и затевал какой-нибудь веселый разговор, или во время их весенних прогулок по улицам старенького северного городка.
Особенно любили они место у площади Речного вокзала; подолгу сидели там и любовались юркими катерами, мощными толкачами, пассажирскими судами, беспрерывно подходившими и отходившими от причалов.
Здесь же, в одну из белых ночей, когда они надолго задержались у пассажирского дебаркадера, Карыкур впервые поцеловал Айнэ, признавшись в любви. Потом, осмелев от поцелуев, он все пытался дознаться, любит ли она, не занято ли ее сердце каким-нибудь другим избранником. Но девушка лишь загадочно улыбалась, и единственное, что она сказала, так это:
— Хватит меня допрашивать, Карыкур. Наверное, так просто я бы не ходила с тобой… Больше пока ничего не скажу, а там посмотрим, как все будет…
Но влюбленному юноше и этого было достаточно. О, сколько восторженных слов сказал он ей в эту самую солнечную, самую счастливую свою весну! Их, наверное, не увезли бы и все упряжки огромного оленьего стада. А какие только радужные мечты не возникали в его душе, которая вся, казалось, была наполнена одной Айнэ, жила одними лишь мгновениями счастья и невыносимыми муками ревности. Какое эти было упоительное для Карыкура время! Кажется, тогда весь окружающий мир существовал ради него, ради его любви, ради Айнэ, без которой он и представить себе не мог дальнейшей жизни…