— А что, Лозар аки, как раз там священное место?
— Ну да… Есть немного, сынок…
— А почему именно там?
— Э, кто его, сынок, знает. Говорят, как земля вокруг озера осела — так с тех пор и священной стала считаться. У кого теперь спросишь — почему… Сколько жизней с тех пор рождалось и умирало, сосчитаешь разве. Были бы живы те старые люди — спросили б у них… Так что, олений лекарь, хватит с тебя и этого, — прервал он вдруг сам себя. — Ничего больше не знаю…
По тону, каким говорил Лозар, по тому, как почувствовал, что язык старика рванулся было, подобно скользящим по склону горы лыжам, двинуться дальше, Карыкур понял, что бригадир знает про озеро какую-то тайну. Не случайно, видно, ханты назвали его Воянг Тув, что означает Жирное Озеро. Но выспрашивать больше не стал, намереваясь выяснить все позже, когда они окажутся на месте. А сам Лозар постарался перевести разговор на другую тропу.
— Ну, сынок, хватит нам с тобой подошву языка натирать. Давай-ка чайком погреемся да в путь. Пора, однако, времени совсем нету. Туго, туго…
На этот раз запасливый пастух вытащил из своего мешка два оленьих ребра, так обильно покрытых жирным мясом, что выглядели они как белые нарэпы — колотушки для выбивания оленьих шкур.
— Язык сейчас можно и мороженым мясом позабавить, — улыбнулся бригадир. — Тепло от солнца, греет, как разошедшаяся печка. — Он подержал ребра и руках, словно оценивая, которое пожирнее (Карыкур знал, что у бригадира была слабость — любил полакомиться оленьим жиром), однако, вопреки ожиданиям Карыкура, сунул более жирное ребро обратно в мешок, а оставшееся разломил на две части. Протянул половину Карыкуру:
— Держи! А второе ребро прибережем, оставим для Священного мыса. Таи невидимые люди тоже, небось, угощения ждут.
Карыкур чуть было не засмеялся, но виду не подал: понимал, что может обидеть бригадира, верного старинным обычаям.
— Вот спасибо, Лозар аки! — сказал он. — И что бы я без вас делал — только хлеб, масло да сахар с собой прихватил.
— О, сынок, это еда разве? От такой еды в пути проку мало, далеко не доедешь, силы не наберешь…
После мороженого мяса, после крепкого, круто заваренного бригадиром чая, сразу стало как-то веселее. Да и путь вроде бы полегчал, хотя продвигаться было по-прежнему трудно, и Лозар старательно выбирал наиболее удобную дорогу, обходя высокие сугробы и покрывшиеся ледяной коркой наносы. Олени, хотя и не подкрепились за ночь, простояли в нартах, тоже сейчас, после отдыха, бежали уверенней, разбрасывая в стороны комья снега, уже успевшего затвердеть. Рядом с бригадировой нартой, закрутив обручем хвост, бежал его сторожевой пес Ляпа. Справа и слева оставались у них за спиной притихшие, еще не разбуженные приходом весны деревья. Олени бежали шибко, и только в тех местах, где снег был выдут ветром до самой земли и виднелся серебристый ягель, они сбивались с нога, то и дело пытаясь на ходу ущипнуть хоть клочок.
Ближе к обеду, когда они поднялись на вершину увала, на макушке которого красовались лишь голые кусты багульника, чуть правее их маршрута открылось чистое место, неуловимо похожее на длинный вытянутый хуван.
«Вот это, наверное, и есть озеро Воянг Тув, — сразу почему-то решил Карыкур. — Вот собачий узел! Сказал утром, что часа три-четыре добираться надо — так оно и оказалось!» Он с уважением посмотрел на бригадира.
Спустившись по пологому склону, сплошь поросшему мелкими березками, Лозар остановил упряжку возле старых засохших елей, отвязал с нарты топор и, ни слова не говоря, принялся зачем-то пилить крайнюю сушину.
— Уже почти приехали, — сообщил он, обернувшись к догнавшему его Карыкуру. — Тут до Священного мыса, наверное, с версту осталось. Сейчас вот дров для костра нарублю — и дальше поедем.
— Дров? — изумился Карыкур. — А что, разве там дров нет? Не пойму… Лес вроде по всему берегу виднеется…
— Виднеется-то он виднеется, сынок. Да только не наш. Нельзя там рубить, туго.
— Почему нельзя? — спросил Карыкур, одновременно с вырвавшимся вопросом вспомнив рассказы стариков о том, что есть такие священные места, где не то что срубить — веточку сломать и то нельзя. Но вопрос был уже задан, к тому же страх как интересно было услышать, что скажет бригадир.
— Нельзя, и все тут. Туго. Срубишь, а у тебя после руки-ноги опухнут. Или другое что… — Он вонзил топор в ствол очередной засохшей ели и распрямился. — Помнишь, наверное, старика Артеева Николая, ну, зырянина? Сын его еще до сих пор в совхозе дуги и полозья гнет?.. — Тут бригадир обругал себя: — Фу ты, совсем я обезумел. Это же сразу после войны случилось. Тебя тогда и на белом свете-то не было! Но неважно, неважно! Сейчас расскажу. Тут в чем, значит, дело-то? Здесь, на Священном мысу, место жертвоприношений было. Нарта шибко священная стояла, с носами в разные стороны. А в нарте этой покоился идол Ут Ур Ики, понял? Верховный, значит, Дух Тайги. Рядом с нартой стоял маленький такой лабаз — тоже священный. В него люди свои приношения клали — ну, там, меха ценные, платки шелковые, дорогие сукна, одежду. В дар, значит, оставляли. — Лозар ткнул рукой в сторону выдававшегося вдали мыса и понизил голос. — Это место под большим секретом держали, оно и понятно — священную нарту, сказывали, с самого почитаемого у нас, у ханты, священного места сюда привезли — с Ангальского. Ну, тот мыс, что рядом с Пулнгават Вошем. Знаешь, конечно, ты ведь там учился…