«Ну и что — Воянг Тув? — подумал Карыкур. — Что такого… священного в этом названии? Ничего у них, стариков, не понять». Он давно уже примерялся спросить бригадира о происхождении этого названия, похоже, сейчас был как раз такой случай. И он спросил:
— А кстати, Лозар аки, вы ведь наверняка знаете, почему озеру такое необычное имя дали.
— Почему, спрашиваешь? — Старик устроился поудобнее на своем теплом густошерстном гусе. — Слышал кое-что. Языки старых людей кой-какую тропку к нашим ушам проложили… Время у нас с тобой есть — пока еще чай закипит… — Бригадир раскурил от тлеющего сучка свою трубку, туго набитую махоркой, и сказал: — Время есть, послушай и ты, как старые люди сказывали.
…В семи концах дремучей непроходимой тайги, между семи больших озер, может, тысячи веков назад, а может, и больше — словом, тогда, когда еще случались великие потопы, жили по соседству человек и злой лесной людоед — Менг.
Человек, как мог, занимался своим привычным делом: ловил ловушками-гимками рыбу на реках и озерах, охотился на лесного зверя и птицу, олешков пас…
А Менг только и знал одну свою черную заботу: жрал и жрал оказавшихся в его таежных владениях людей — чаще всего детей, женщин, стариков. Людоед — он и есть людоед: запах свежей крови был ему слаще всего на свете, с утра до вечера щекотал он Менгу ноздри, так и манил его на новые злодейства…
Но и люди, мало-помалу наученные горьким опытом, приспособились оберегаться от страшного людоеда: в тайгу по одному не ходили, стариков, женщин и, особенно, детей далеко от своих бревенчатых избушек не отпускали.
Хуже пошла охота у злого Менга, все реже и реже удавалось ему схватить человека. А голод не давал ему покоя: так хотелось людоеду отведать свежей человечины и горячей крови!
Принялся Менг зорить гимки, что выставлял человек на речную и озерную рыбу. С утра пораньше, едва только проглянет волчья заря, приходил он к запорам, где ставил человек свои гимки, и успевал поднять их раньше хозяина, забрать себе всю добычу.
Ну, однако, быстро приелась людоеду рыба: крови в ней мало, да и та холодная, невкусная.
Решил он тогда за оленей взяться. Да только как их поймать? Олень — животное чуткое, не каждому пойдет в руки, и уж тем более Менгу. Да от одного вида этого душегуба, одетого в лохмотья из собачьих шкур, все живое за версту шарахалось, в сумасшедший бег пускалось. А уж коли олени побежали — попробуй, догони их!
Задумался Менг не на шутку: как ему дальше-то быть? А уж так хотелось парной свежатины, что язык с утра до вечера так и плясал у него во рту…
И вот придумал злой людоед: сплел из тальниковой коры толстые веревки, расставил петли на всех оленьих тропах.
Погнал, значит, он оленей в сторону этих самых троп. Повезло людоеду: одного оленя словил, второго, третьего… А потом животные тоже поумнели: перестали спасаться от чудовища по лесным тропам, где их верная смерть поджидала, уходили теперь в просторные большие болота, где не росло ни одного деревца, одна только низкая осока…
Как ни погонит Менг стадо — олени сломя голову в свое безопасное место несутся…
Совсем озверел Менг. Смастерил он тугой лиственничный лук, острые стрелы. Но попробуй, достань-ка оленя на краю болота, где дерево от дерева еле глазом просматривается! Разве ж подпустят кого олени на таком открытом месте, а тем более лютого своего врага?
Сколько ни натягивал Менг свой лук, какие стрелы ни прикладывал к звенящей тетиве из лосиной кожи — ни одна из них не долетала до животных, падала, словно обессиленная, на полпути до желанной добычи…
Совсем приуныл Менг, ни днем, ни ночью не давал ему покоя запах горячей крови… Исхудал он, и стал подобен сухому дереву, обугленному пожаром.
И тут вспомнил он о своем далеком подземном родственнике — волшебном семиклювом-семикрылом вороне. Не раз слышал Менг от своих родителей, что птица эта черную подземную кровь пьет, а попросишь — принесет ее и наверх. А кровь эта такая, что смерть в ней и четырехногим зверям, и двукрылым птицам, и обитателям озер и рек. Поднесешь к ней горячий уголек — она огнем возьмется лучше самых сухих дров…
«Вот бы чем хорошо строптивых-то оленей уморить! — размечтался Менг. — Уж тогда бы все они мне достались. Как полешки улеглись бы рядом с моими ногами. Ешь тогда только да ешь!»
И опьяненный такой удачной мыслью, облизываясь от предвкушения своим длинным языком, заплясал людоед. Сейчас же, сейчас же вызвать подземного ворона! Знал Менг, что ему теперь делать: надо прийти к высокому железному столбу, к которому привязывал он свои жертвы перед тем, как съесть их, и там прокричать три раза подземному духу свою просьбу.