— Тебе, я смотрю, неинтересно. Глядишь вроде на меня, а мысли твои сейчас в семи краях земли обитают. Только что лицо одно было, а сейчас совсем другое, непонятное…
— Да нет, нет, что вы, Лозар аки! — спохватился Карыкур, изо всех сил пытаясь снова овладеть собой. — Говорите дальше, говорите. Я внимательно слушаю, просто немножко про другое вспомнил…
— Ну, ладно, коли так. Слушай тогда дальше Этот самый Кулик, недовольный такой, нос свой высоко задрал… знаешь, такой у него нос, как все равно парус ветром надутый… Задрал свои нос и говорит мне: знай, мол, с кем дело имеешь. Примерно так сказал. Я хоть и плоховато по-русски понимаю, но кое-что и до моей головы дошло. Что ты, говорит Кулик, здесь как ворона раскаркался? Ты что, пришел мне указывать, где можно ездить, а где нельзя? Олени, олени… Что ты, мол, заладил про своих оленей. Можно подумать, большая от них государству польза, от оленей ваших. Только себя да свое селение и кормите. А мы, мол, геологи, большие государственные задачи решаем, для всей страны дела проворачиваем. Если, мол, отыщем под землей нефть или газ — на ближайшие двадцать — тридцать лет твои олени и вовсе не нужны станут. Что, мяса вам не хватает? Будет вам, говорит, мясо, пожалуйста, государство у нас богатое. И говядину вам на самолетах доставим и баранов, и свиней там, куриц. Наслаждайтесь, говорит, ешьте, сколько влезет. Я его пытаю, а что, мол, станет через двадцать-тридцать лет, когда подземное богатство кончится? О, говорит, что-нибудь тогда придумают, об этом сейчас рано загадывать. Сейчас, мол, самое главное — это то, что они под землей ищут. А все остальное, мол, дело десятое, никого не волнующее…
Карыкур, который все же в конце концов сумел совладать с собой, слушал бригадира внимательно, впитывал каждое его слово, пытаясь разглядеть за рассказом старика характер, душу, сердце соперника, отобравшего у него любимую девушку; он не упускал ни одной детали, связанной с ним, с Куликом.
— Так и сказал, Лозар аки?
— Да, да, сынок. Так, значит, и сказал. А еще сказал, даже повторил несколько раз, чтобы, мол, я и другие оленеводы не путались у них, у геологов, под ногами, не мешали им выполнять государственный план. Что, мол, это не только его. Кулика, мысли, а и начальника экспедиции, и всех, кто в ней работает. Мол, государственные интересы этого требуют. Все вертел туда-сюда своим парусным носом, а потом начал кричать прямо в ухо: «Теперь понятно?! А непонятно — так запомни. Другие, мол, которые толк в бумаге понимают — после все объяснят».
— Вот собачий узел! Смотри-ка, какой грамотей нашелся! — взорвался Карыкур. — Он, значит, ученый, а мы, значит, не люди, ничего в государственных интересах уразуметь не можем! Нет, тут он, конечно, Лозар аки, зря свои хвост распустил! Он нас всех, видите ли, за дураков считает, за дикарей. Умник нашелся, собачий узел! Да мы ведь тоже кое-что знаем, тоже кое-что почитываем! Помню, еще когда в армии последний год служил, специальное постановление правительства вышло. В нашей самой главной газете, в «Правде», этот документ напечатали. Я тогда внимательно все прочитал, от первой буквы до последней. Очень хорошо там было написано, как нужно природу Севера беречь. Строго было указано, чтобы озера и реки не загрязняли. И об оленьих пастбищах — тоже там речь была.
— Ты правду говоришь, сынок? Сам читал?
— Конечно, Лозар аки, сам! Прямо так и было сказано: геологам, мол, и строителям разным нужно беречь оленьи пастбища, без особой надобности не трогать. А летом и вовсе по ним стараться не ездить!
— Кой! Вот видишь, какое государственное-то дело! Стало быть, Кулик просто мозги мои туманил. Чтобы не мог я по-настоящему лицо его разглядеть. Выходит, обманывал он меня, на свою сторону все гнул…
— Выходит так, Лозар аки, Я думаю, что и с этими оленями — тоже они напакостили. Уверен уже — отравились олени чем-то здесь, на буровой. Но видишь, это еще доказать надо…
— А ты сумеешь, сынок? Времени ведь вон сколько прошло… Туго, туго…
— Ничего, Лозар аки. Постараюсь. Анализы эти, про которые я говорил… вот собачий узел, как бы это объяснить-то попроще… Они как зеркало все покажут. Что олень съел, где у него там, внутри, плохо, где хорошо…
— Кой! Неужели и впрямь можно дело до конца досверлить?! — Лозар, похоже, наконец поверил в слова Карыкура, и на лице его тут же отразилась готовность немедленно действовать. — Коль так, сынок, хватит нам тогда место под сиденьем греть да языками трясти! Пойдем. За дело примемся. Ты только подсказывай, что отрезать-то надо для твоего аналиса, а я уж не ошибусь.