— Вот видите, Иван Дмитриевич! Обязательно надо просить наше районное начальство, чтобы запретили им летом на машинах ездить. Или, в крайнем случае, пусть на таких ездят, от которых искр не бывает…
— И это верно, Карыкур, и это верно… Нелегко, конечно, будет все это пробить, но я тебе скажу начистоту… Если подтвердят твои анализы, что олени по вине геологов пали — считай, что мы своего уже добились. И в райкоме нас поддержат, и в обкоме, думаю, и накажут, кого надо, по всей строгости. А то они уже как в другой стране, никакой управы на них нет… Ну как же — нефть, «государственные интересы»… А вот наказать разок-другой, чтобы больше неповадно было…
— Конечно, Иван Дмитриевич! — горячо подхватил Карыкур. — Они же можно сказать, настоящее преступление совершили…
— Э, э, — засмеялся директор, — ты сначала давай докажи еще.
— И докажу! Я, если хотите, нутром чую, что так оно все и было, как мы с Лозаром говорим.
— Ну, нутро — это нутро, а анализы — это анализы. Так что, давай, собирайся в дорогу. Я уже дал указание, чтобы тебя в первую очередь посадили. А возникнет в тебе необходимость — сразу же призовем на помощь. Договорились? — И директор совхоза крепко пожал ему на прощание руку.
В райцентр Хорамвош — небольшой поселок, сплошь застроенный одноэтажными домишками, Карыкур с Лозаром прилетели после обеда. Тут же стало известно, что на рейсовый самолет до Пулнгават Воша Карыкур опоздал, теперь ему надо было ждать следующего, а следующий по расписанию летел лишь завтра…
Недолго думая Карыкур решил остановиться как всегда у старого дружка Нятамы, которым когда-то учился с ним в техникуме, а теперь работал здесь, неподалеку, заведующим зверофермой.
Стоял ясный весенний день. Погода вдруг разгулялась, яркое веселое солнце Месяца Весенних Ручьев вовсю разгоняло свою нарту — температура, как сказали им в аэропорту, была выше десяти градусов. Снег таял так, что по расквасившимся нешироким улицам поселка впору было бы идти сейчас в болотниках, и Карыкур в своих нарядных бурках старательно выбирал дорогу, чтобы не промочить ноги и не угодить в самую грязь. Он то и дело сочувственно оглядывался на семенившего следом в красивых праздничных кисах Лозара и радовался, что сообразил переодеться из малицы в цигейковый полушубок. А не то и ему, как старому бригадиру, прилетевшему в обычной своей пастушеской одежде, было бы совсем неуютно. Лозар так вспотел, пока они одолевали лужи на дороге к дому Нятамы, что не выдержал, стащил с себя малицу и, сунув ее под мышку, шел теперь в выходном своем суконном костюме, надетом специально для посещения такого большого начальника, как районный прокурор.
Карыкур щурился на солнце и никак не мог поверить, что всего два-три дня назад они были в самом сердце бесновавшейся пурги, что морозы доходили до двадцати градусов, и они с Лозаром вынуждены были пережидать непогоду в «куропачьем чуме»…
Им повезло — Нятама, смешной, отпустивший шевелюру до плеч на манер некой эстрадной звезды, оказался дома. Он долго радостно хлопал Карыкура по плечам, а узнав, что тот собирается по важному делу в Пулнгават Вош, сразу же позвонил в отдел перевозок аэропорта — имел там некоторые, как он сказал, связи. Он болтал с кем-то по телефону, хихикал, попросту называл кого-то Лидушей — а в конце попросил эту самую Лидушу обязательно позвонить ему на квартиру, если подвернется какой-нибудь спецрейс на Пулнгават Вош.
Жил Нятама с матерью в двухкомнатной квартире, выделенной ему перед самыми майскими праздниками. В одной комнате — такой крохотной, что здесь только и уместились кровать да тумбочка, жила его мать. В гостиной, где были его собственные владения, Нятама развернулся по своему вкусу: у одной стены полутораспальный диван, над которым висел небольшой ковер, напротив дивана — два кресла и журнальный столик. В углу, неподалеку от окна, стоял на высоких ножках телевизор марки «Крым». На одной из стен, чуть выше полупустой книжной полки, была приколота кнопками большая фотография с каким-то северным видом, а рядом вырезанный, наверное, из журнала цветной портрет Аллы Пугачевой, на котором артистка была заснята с такой же всклокоченной, как у Нятамы, прической.
Карыкур заметил, что Лозар, не показывая вида, все дивится тому, как раскрасил хозяин в своей гостиной пол: одна половина, по диагонали, синего цвета, другая — ярко-красная.
Мужчины не успели еще толком обменяться друг другом новостями, как мать Нятамы Остяр, скуластая женщина с необычайно плоским лицом, пригласила их на кухню. И тут, едва они уселись чаевничать, раздался телефонный звонок, и та самая аэропортовская Лидуша, с которой Нятама разговаривал совсем недавно, сообщила, что прилетает Ан-26 с грузом для экспедиции и сразу же, не позже, чем через час, возвращается обратно, в Пулнгават Вош. Так что Нятама может отправить с ним своего друга, имеющего срочное дело…