— Ну что ты молчишь, Карыкур? Ни о чем не спрашиваешь…
— О чем, Айнэ?.. После всего?.. О чем мне теперь еще спрашивать?..
— Ну как знаешь, Карыкур… Я думала, что должна тебе кое-что объяснить… Или тебе это совсем не нужно? — Она, как когда-то, уставилась на него своим завораживающим, но раз вгонявшим его в смущение взглядом. — Не хочешь, чтоб я объяснила? А сам — тоже ничего не хочешь сказать?
Карыкур, как и прежде, не выдержал ее взгляда, отвел глаза и устало приговорил:
— Нет, почему же… Если так хочешь — говори, спрашивай…
— Ну что ж, слушай, — короткими, шаркающими шажками, она подошла к плахе, которую казалось, только теперь заметила. — Ой, Карыкур! Вроде тот же самый чурбак… наш! Верно?
— Да вроде бы.
— А я, пожалуй, сяду. Так мне легче будет… говорить. — Она уселась, аккуратно расправив под собой шубку, бросила на него мгновенный взгляд, словно проверяя, покорен ли он еще ее власти, томно щурясь, подставила лицо лучам уходящего солнца и ройным, спокойным голосом, словно произносила что-то заранее заученное, отрепетированное, сказала:
— Не знаю, поймешь ли ты… Хотелось бы, чтобы понял… Не могла я иначе, Карыкур. Может, с твоей точки зрения я и не совсем права, но ты постарайся понять… Вот ты уехал, а я сижу здесь, жду тебя…
— Год какой-то всего и ждала, — перебил Карыкур; он вдруг почувствовал, что ноги плохо держат его, поспешил прислониться к стволу ели.
— Ну ладно, пусть год. Но пойми — тебя нет, жизнь идет… А тут я нового человека встретила — яркого, необычного. Я пыталась перебороть себя. Не смогла… Может быть, если бы ты был рядом…
— А то, что я любил тебя, письма чуть ли не каждый день писал — это для тебя ничего не значило, да? — не выдержал Карыкур. — Хотя… — Он махнул рукой. — Конечно, не значило, если тебе лень было даже отвечать.
— Ты только потише, не шуми так. От крика твоего ничего не изменится. Письма… Ты что, забыл, что я тогда на пастбищах работала? В тундру часто ездила, неделями, а то и месяцами там пропадала?..
— Пропадала она… — уже тише пробормотал Карыкур с горечью, хотя и понимал, что здесь Айнэ, пожалуй, в чем-то права.
— А потом я, Карыкур, Яшу встретила… Полюбили друг друга…
— Полюбили! — буркнул Карыкур, — Полюбили, разлюбили. Поменяла одного на другого, как перчатки! Ну и где же тут любовь-то?
— Не надо так, Карыкур, — мягко, как мать несмышленого ребенка, остановила его Айнэ. — Пойми ты. В жизни ведь все непросто. Даже в книгах об этом пишут, в кино показывают.
— Да что мне кино?! Что книги?! Ведь ты же клялась мне. Под этим вот деревом! — Не в силах сдержать себя, Карыкур чуть не кричал на Айнэ, размахивая рукой. — На этой вот плахе клялась…
Айнэ долго молчала, и Карыкур подумал даже, что пронял ее своими неопровержимыми доводами, фактами, свидетелями которых были и он, и она, и это высокое дерево, и неширокая речка, готовая вот-вот взломать свой ледяной панцирь. О какой любви может она говорить! Но Айнэ вдруг спокойно поправила свою норковую шапку, затолкала под нее волосы с висков и снова сказала:
— Господи, что ты заладил, Карыкур! Неужели ты не можешь понять: так получилось. Ну не могла я унять свое сердце. Ты что, разве не знаешь, что бывают минуты, когда чувства не подчиняются разуму. Вот я и полюбила его. — Она вдруг взглянула на него так неприязненно, что он, готовый сказать ей еще не одно резкое слово, вдруг осознал, насколько это бессмысленно.
— Ладно… — снова взмахнул он рукой. — Чего тут толковать-то. — И решительно напомнил о том, из-за чего он, собственно, здесь и находился: — Ты зачем пришла-то? Говорила, что дело какое-то у тебя серьезное…
— Ах да, Карыкур. Что-то мы все не о том… — Она положила ногу на ногу и обхватила колено руками, — Я ведь вот зачем тебя позвала… Я хотела… — Теперь она делала после каждой фразы долгие паузы, словно никак не решаясь произнести что-то очень для нее важное, словно хотела заранее угадать, как он к этому отнесется. Она вдруг снова пристально посмотрела на него, и не было теперь в ее взгляде неприязни, а было выражение какой-то растерянной робости и, как показалось Карыкуру, мольбы. — Я хотела… хотела… тебя, Карыкур, просить об одном одолжении, — почти шепотом наконец выговорила она.
— Каком? — сразу же насторожился он. — Какое одолжение?
— Это, Карыкур, с оленями связано…