— А-а — это по факту разграбления могильника? — Следователь тут же перебрал несколько папок-скоросшивателей, вытащил откуда-то из середины самую тонкую и раскрыл ее. В папке было пока всего два листка — заявление, которое Карыкур узнал сразу, и еще один, исписанный чьим-то размашистым почерком, весь изрисованный на полях восклицательными и вопросительными знаками. Следователь, очевидно, хорошо помнивший содержание заявления, лишь бегло просмотрел оба листка и поднял голову.
— Действительно, рассматриваем мы такой факт. Кстати, кто вы такой?
— Я?.. Зоотехник того стада, где работает человек, подавший вам заявление, — объяснил Карыкур. — Второй год вместе трудимся…
— Ну что ж, — кивнул следователь, с интересом разглядывая Карыкура. — Дело, как бы вам это сказать… Щекотливое дело. Лично я в первый раз с таким встречаюсь. Специально перебрал всю нашу картотеку за предыдущие годы и не нашел ничего подобного. Хотя, должен сказать, у меня нет уверенности, что мы сможем довести его до конца…
— Как это? — не понял Карыкур. — Значит, что же, так кому-то все и сойдет с рук?
— Видите ли… Я уже самому Лозару, бригадиру вашему, пытался растолковать что к чему. Жаль только, что разговор у нас с ним не получился. Уж очень он громко у вас кричит. — Тут следователь невольно улыбнулся. — Чуть перепонки не лопнули, честное слово.
— Да, водится такое за стариком, — тоже улыбнулся Карыкур. — Горло у него, собачий узел, на все пастбище.
— Как-как? — переспросил следователь.
— На все пастбище, говорю.
— А-а! Теперь понял. Согласен, согласен, — опять улыбнулся следователь. — Так вот, я уже объяснил вашему… бригадиру: мы проверим факты и только после этого, в течение десяти дней, вынесем решение — возбуждать уголовное дело или нет.
— Это понятно… Но что же вы все-таки в конечном счете решили?
— Я ведь объясняю: проверим факты, а уж после этого вынесем решение…
— Значит, пока все на том же самом месте… — недовольно протянул Карыкур.
Как хорошо, что он сюда пришел! Нет, надо сделать все, чтобы убедить этого симпатичного человека.
— А мы-то думали, Николай Альбертович, что это дело настолько очевидное… Я ведь знаете, Николай Альбертович, почему этим всем так интересуюсь? Я ведь с бригадиром в тот день вместе на кладбище был. Все своими собственными глазами видел. И все, что написано в заявлении, могу подтвердить — от слова до слова.
— Да? — удивился следователь. — Ну а почему же он тогда в заявлении не написал, что у него свидетель есть?
— Да… Мы ведь вместе заявление-то писали… Думали, что про это не надо. Старик еще сказал: поеду, сам как следует обо всем прокурору расскажу.
— Да в том-то и беда, что ваш старик по сути-то дела толком ничего почти не сообщил. Тряс тут только кулаками да кричал во все горло, что его родителей осиротили и ограбили. Забыл, как это вы о нем сказали-то, о бригадире?
— У нас в совхозе говорят: горло у него — на все пастбище.
— Вот-вот, кричал здесь, как на пастбище, а до главного так и не дошел. Все требовал: судите да судите Кулика. А Кулик — человек в поселке уважаемый, немалый пост занимает. Что ж, его и впрямь судить из-за того только, что кто-то случайно обнаружил у него в доме связку деревянных чехлов с ножами? Ведь это же еще не доказательство вины, эти чехлы, верно? Он их как-то по-другому, по-своему называл…
— По-хантыйски сотапы они называются.
— Да? Ну так вот, сотапы эти самые… Он тут так ими размахивал у меня в кабинете! Вот, говорит, мол, мои свидетели, мои самые честные свидетели! Чего еще надо? Посылайте, говорит, милицию к Кулику, берите его под наган и судите немедленно.
Карыкур, хорошо знавший Лозара, нисколько не сомневался в истинности слов следователя и понимал, что тот ничуть не преувеличивает, может, даже кое-что смягчает; он готов был расхохотаться от этого рассказа, но сдержал себя.
— Да, это все похоже на Лозара. Он и по обычным-то делам редко когда спокойно разговаривает, а тут, Николай Альбертович, у него такое случилось… А слышали бы вы, как он на кладбище ругался! Ох и возмущался же! Ох и проклинал этих грабителей! Как только ни обзывал их! Какими только страшными словами ни обкладывал!
— Ну, вообще говоря… тут ведь и любой бы из себя вышел. А уж тем более такой человек, как ваш Лозар. Возраст-то у него, поди, пенсионный, хотя и крепок старик?
— Да, это верно, Николай Альбертович. Года два назад на пенсию должен был уйти. Но работает, и отлично работает!
— Вот видите. Я к чему это говорю: человек он старого закала, грамоте не учился, так ведь? Значит, верен старым обычаям и обрядам. Не богам, так идолам поклоняется, духам. Так?