И опять она стала стройной, опять словно колокольчик звенел в тишине острова ее голосок, и ей самой уже казалось, что все прошедшее — дурной сон, что она никогда и не была замужем за нелюбимым Юхуром…
С уходом льда подступил срок, когда им надо было возвращаться домой, в Порават. Конечно, Арсин не мог не готовиться к этому длю; кажется, все обдумал, пока ждал его: как они сойдут на берег, что скажут, что сделают — все продумал. За себя он не волновался. А вот Таясь… Арсин понимал, что ей, конечно, придется тяжелей, чем ему, вдвойне, втройне… Еще бы! Никогда прежде не виданное должно было совершиться у всех на глазах. Арсин появлялся в селении вроде бы и с женой, но с женой, еще не разведенной с другим, фактически замужней, да еще и прилюдно опозоренной… Нет, такого в их краях, пожалуй, не бывало сроду. По крайней мере, ни он, ни она прежде о таком не слыхивали…
Ехали они на колданке — Таясь сидела сзади, рулила легким кормовым веслом. По пути решили заглянуть к ее родителям в селение Ванды — пусть хотя бы для ее стариков случившееся не будет неожиданностью.
Мать встретила Таясь слезами и попреками — мыслимое ли дело, исчезла неизвестно куда, да еще на сносях; отец угрюмо молчал, и видно было, что родители не знают: радоваться им, что дочь наконец нашлась, или печалиться обрушившемуся на семью позору… Оказалось, что для родителей во всем, что они сейчас узнали, большой новости уже не было — месяц назад к ним приезжал Юхур. Велел, чтобы они, как и принято в таких случаях у ханты, коли дочь их жива, либо вернули ее мужу, либо, если она не пожелает вернуться, возвратили обратно калым. Правда, не весь — половину, поскольку, как Юхур выразился, он тоже был мало-мало виноват о том, что Таясь сбежала из его дома.
— Что же теперь делать-то, доченька? — плакала мать.
— А что делать! — буркнул отец, которому, видно, совсем не хотелось расставаться с оленями. — Вернется к законному мужу — да и все!
— Никуда Таясь не вернется! — решительно отрезал Арсин. — Поговорю со своим отцом, отдам, так и быть, Юхуру пять оленей. Пусть они у него поперек горла встанут. Знали бы вы, что он с вашей дочерью сделал!
— Кой! Кой! — замахал руками отец Таясь. — Не говори так. Я тоже, наверное, виноват, что дочь такая непутевая. Юхур нам все рассказал — в чем его-то вина? Так что нечего кипятиться, лучше потихоньку, мирно все порешим, раз уж так вышло. Не надо шума, и так позора столько, что в подолы облаков не запрячешь…
И тут показала свои характер Таясь.
— О чем ты, отец? Какой же позор, если я выхожу замуж за любимого человека? Я как к нему ушла — сердце словно заново родилось. Так что не думай об этом. Оставайся здесь, не надо никуда ездить. Мы сами все уладим, правда, Арсин? А уж тихо, нет ли — как выйдет…
Расставаясь, мать вдруг спохватилась:
— А где же ребеночек-то ваш, Таясь?
— Там, — показала она рукой в сторону острова Шиян и слезы, как тогда, в ту вьюжную ночь, неудержимо хлынули из ее глаз…
Чуть ли не полселения собралось на берегу, когда они приехали в Порават. Прибежал и Юхур, которому кто-то сказал, что нашлась его пропавшая жена. Он едва дождался, когда они, причалив колданку, поднимутся из-под берега. И сразу, разъяренной рысью, кинулся на Арсина, схватил его за малицу, за грудки.
— Что, солдат, уворовал чужое и радуешься?!
Быть бы драке лютой, может, даже со смертоубийством, но тут властно вмешалась Таясь, вцепилась Юхуру в левую руку, сорвала ее с Арсиновой малицы, встала между ними.
— А ну, убери лапы, изверг! Ничего он не уворовывал, сама к нему пришла, когда ты меня перед всеми опозорил. Ты мне теперь никто, и я тебе тоже! Получишь своих оленей обратно, не беспокойся… А ну, прочь с дороги!..
Юхур только заморгал от неожиданности своими узкими, заплывшими жиром глазками. Арсин смахнул с груди вторую его руку, и оба они — и Арсин, и Таясь — прошли мимо него, как мимо пустого места.
— Ну погоди, погоди! — спохватившись, пригрозил вслед им Юхур.
А Таясь, взяв Арсина за руку, шла с ним к дому его родителей с гордо поднятой головой, без платка — она первой в их селении нарушила вековой обычай, по которому женщина не имеет права появляться на улице с открытым лицом…
6
«Да-а, — тихо протянул Арсин, вспоминая то время. Давно это было…» Он повернулся на другой бок — услышал вдруг, как захоркал лежавший на шкуре олененок.
— Ну что, герой, проснулся? — сказал он весело. — Пришел в себя? Вижу, вижу — ожил маленько. Хорошо, семь мудрецов старины! Еще разика два покормлю, глядишь — и на ноги станешь, запрыгаешь от радости.