— Выходит дело, ты меня искать пустилась?
— Да ты сам подумай, Арсин: отправился на два дня, а самого нету и нету. Забеспокоишься тут, особенно после такой пурги. Сколько людей в такую погоду сгинуло!
— Какая же ты у меня умница! Я ведь совсем без еды уж сидел. О, семь богов счастья, какой же ты молодец!
— Как это без еды? А олени-то на что? Неужели сам бы с голода помер, а оленей так и не тронул?
— О, глаза семи богов на небе! Не мог я их трогать, Таясь, клятву дал, что сохраню хотя бы до прихода людей. На пастухов-то у меня надежда плохая — им, конечно, и в голову не придет здесь искать, где-нибудь, наверно, в другом месте рыщут…
— Постой, постой, Арсин. Пастухи значит, да? А ты клейма в ушах не смотрел? Ну, из какого они стада?
— О, семь мудрецов старины! Как же не смотрел, смотрел. Это Юхура стадо. И белолобая важенка там, которая наша была…
— Юхура? — Она вдруг ухватилась за ручки гребей. — А ну, погоди-ка, Арсин. Значит, Юхурово стадо?
— Что такое. Таясь? Что-нибудь случилось? Ты вся бледная вдруг стала, как березовая кора…
— И, значит, ради него ты так старался? Голодный сидел? Он мою жизнь исковеркал, твою… Столько зла причинил. А ты… Ты что, забыл уже обо всем?!
— Ничего я не забыл, Таясь. Только, семь мудрецов старины, совсем я не ради него возился с оленями! Олени-то ведь совхозные, Таясь, государственные. Стало быть, наши с тобой — тоже… Ну, не мог я иначе, пойми…
— Не мог, не мог, — все так же сердито повторила Таясь. — А он почему мог? Забыл, как он тебе всю жизнь мстил? А уж когда председателем-то был — так и вспомнить тошно, что делал! Рыбачить — худшие плавные пески тебе отводил. В самую горячую пору охоты, когда люди пушнину голыми руками гребут — он тебя на какой-нибудь другой работе задержит. Что? Не так разве? Специально назло делал! А ты для него вон как стараешься…
— Но Таясь… столько лет уж прошло… А самое главное — не его это стадо. Совхозное.
— Раз совхозное — значит, сам теперь помирай, да? Ладно, — махнула она рукой. — Делай, как знаешь. Умом я, конечно, понимаю тебя, но как вспомню о Юхуре… Ох!.. У меня в груди сейчас, наверное, огнем все горит… — Таясь покусывала губы, не пытаясь даже скрыть захлестывавшую ее злость. — Ну вот ты объясни мне: почему ты должен с голоду помирать, оленей его спасать, а он — мало того, что стадо отельное не укараулил — так еще и вино сейчас хлещет!
— Кто хлещет? — переспросил Арсин; на какое-то время он даже забыл про греби.
— Как кто — Юхур. Своими глазами сегодня на Гусином острове видела.
— Как на Гусином? Он должен в стаде быть?
— В том-то и дело! О чем я тебе и толкую!
— Ничего не понимаю! Зачем он там оказался-то?
— Дай я тебе все по порядку расскажу… Иду я, стало быть, по льду, подхожу как раз к Гусиному, вдруг слышу женский крик. Пригляделась: женщина на мысу стоит, машет. Оказывается, Хорьяр — вторая Юхурова жена. Стоим друг против друга на расстоянии, наверное, двух бросков аркана. Ближе не подойти — забереги, да и глубоко ведь там… Ну, она мне все и рассказала. Тоже, видать, намучилась крепко. Гнали они отельное стадо, там еще пастух Рохтымов с ними был, и остановились, стало быть, на острове — приняли его ночью за коренной берег реки. Ну, Юхур с Рохтымовым и решили гульнуть как следует на природе, подальше от людских глаз.
— Да, да, там же рыбацкий домик есть, — кивнул Арсин.
— Вот в этом самом домике они и устроились. А тут ночью пурга. Утром Юхур продрал глаза, похмелился и послал Рохтымова с собакой перегнать стадо дальше. А сам, стало быть, сказал, что нагонит его по дороге…
— А-а, семь мудрецов старины! — перебил жену Арсин. — Ну, теперь мне все ясно.
— Что ясно?
— Ну, пока они пили, пока дрыхли — вот часть стада и переправилась на таловую сторону. А Рохтымов с пьяных глаз того даже и не заметил… Ну ладно, говори дальше.
— Ох, так, видно, хорошо погуляли, что смех один получился. Юхур, оказывается, пожалел своих ездовых оленей, пустил на ночь покормиться. Пьяный — он ведь любой свой шаг считает хорошим… Ему бы утром их поймать, а он с больной головы про них даже и не вспомнил. Ну, они вместе со стадом и подались, его олени-то. Так Юхур с женой и остались на острове… две свои нарты пасти…
Арсин рассмеялся следом за женой.
— Ну и пастухи! Вот так пастухи!..
— Ну, Юхур то ли с горя, то ли с радости — опять за пьянку. Все равно, мол, пастухи за мной приедут, за бригадиром. А тут и пурга опять разгулялась…
Колданка мягко приткнулась к затопленному кусту тала, и Арсин тут же ухватился за него.