И вот однажды (в Месяц Весенних Ручьев это было) Опунь проснулся утром, откинул меховую ягушку и привычно окликнул сестру:
— Палаш! А Палаш! Светает уже. Вставать будем?
— Будем, будем, — отозвалась вместо нее мать. — Сейчас я растоплю печку, сынок, накормлю тебя…
— А Палаш где?
Мать почему-то замялась, ничего не сказала, молча загромыхала пустым чайником.
«Странно, — подумал Опунь. — Неужто сестра уже ушла на работу? Даже не завтракала…»
— Палаш на работу ушла?
— Нет… Нету ее, сынок…
— Как это — нету?
Мать тяжело вздохнула.
— Увезли нашу Палаш, сынок. Выкрали.
— Выкрали?! — Опунь вскочил с постели. — Кто выкрал? Я убью его!
— Не шуми, успокойся, — заулыбалась мать. — Всякая девушка рано или поздно покидает свой дом. Ведь Палаш наша… давно уж невеста. Вот и нашелся для нее суженый.
— Какой еще суженый?
— Панка, охотник. В соседнем поселке живет. Ондатру, говорят, хорошо промышляет.
— А почему он сам к нам не приехал?
— Он Тылтам Нэ ко мне прислал, мы с ней все и уладили.
— Что уладили? Да расскажи толком!
— Ну, что Панка нашу Палаш украдет.
— Мама, что ты говоришь!
Еля засмеялась. А Опунь чуть не заплакал, так жалко ему стало сестру.
— Глупый ты еще у меня, как молодой олешек! Так исстари в наших краях делалось. Время-то сейчас какое? Военное, трудное. Панке тоже нелегко живется. Чтоб свадьбу по обычаю справить — деньги нужны, мяса много, рыбы. Где нынче взять? Вот и решили свадьбу потом как-нибудь справить, а пока, с моего согласия, конечно. Панка нашу Палаш к себе увез. Что тут плохого? Пусть живут!
Обидно стало Опуню, что сестра вот так, тайком от него, уехала, не попрощавшись даже. Не так ему виделось ее замужество…
В тот же день весь поселок узнал, что Палаш украли. От стыда Опунь сквозь землю готов был провалиться, на одноклассников и взглянуть не смел. А когда после уроков заглянул по делам в сельсовет да ненароком услыхал разговор Ярасима с секретарем Дмитрием Коневым, то и вовсе загоревал.
— Слыхал новость? — спросил Ярасим. — Опять похищение устроили! Говори им — не говори, а они все по своему делают!
— До чего хитрый народ! — вздохнул секретарь. — Знают ведь, что в сельсовете их не распишут: невесте-то еще нет восемнадцати, полгода не хватает. Надо бы построже с ними…
— Ладно, Дмитрий Ильич, чего уж. Еля, конечно, поторопилась, да ведь и парня понять можно. Один мыкается, мать парализована, отец на фронте погиб. А на севере как без хозяйки жить?
— Это верно… Только ведь не положено, по закону-то… В районе узнают, по головке нас не погладят. Вон какой шум был, когда Нерку из поселка Лангивош в шестнадцать лет замуж выдали. Жених чуть под суд не пошел, помнишь, поди?
— Помню, конечно. Твоя правда, Дмитрий Ильич. Только и Еля права по-своему. Рада, что хорошего человека для дочки нашла. Говорят, Панка в наш колхоз перебраться хочет, а он мужик стоящий, работящий… Нам такие нужны… Да и Елю с детьми новый зять не оставит — и дровами, рыбой поможет… Трудно ей одной с двумя пацанами…
— Это так, — снова вздохнул Дмитрии Ильич, — только я все равно с матерью поговорить должен… Если все закон нарушать станут, что делать будем?
— Должен — поговори! — улыбнулся Ярасим. — Я разве мешаю?
Опунь тихонько выскользнул из конторы и помчался домой.
— А ты, оказывается, противозаконное дело затеяла! — строго сказал он матери. — До восемнадцати Палаш отдала замуж. Зачем так сделала?
Еля побледнела, стала оправдываться перед сыном:
— Палаш любит Панку. И Панка ее любит. Они же четыре года вместе в Шурышкарской школе за одной партой сидели! А уж как ждали, ждали, бедные, когда Палаш восемнадцать исполнится… Да и Панке тяжело одному управляться. Мать у него болеет, отца нет, а двух младших братишек и накормить и обстирать нужно. Палаш извелась вся, Панку жалеючи…
— Что-то я этого не замечал, — буркнул Опунь.
— Мало ли чего ты еще не замечаешь, — усмехнулась мать. — А я-то все знала. Думаешь, мне легко с такой дочерью расставаться? — Еля утерла глаза кончиком платка. — Ну да может, после ледостава, когда Палаш восемнадцать будет, свадьбу сыграем, и оба они сюда переедут. А там, глядишь, и детки у них пойдут. Будут у меня внуки, а у тебя племянники…
…Оська, принесший весть о сватовстве Махсаровых, продолжал тараторить, стоя в дверях, а Опунь, вспомнив о своей сестре, мучительно думал теперь о Тутье. Вдруг и она выскочит замуж против закона?