И снова суеверный страх заполз в душу. Этот медведь еще надеется встретиться с ним, иначе не ушел бы от пули!
Пиляп повернул назад. Выйдя к притоке, увидел, как Старик, сильно загребая лапами, наискосок пересекает полоску блестящей на солнце воды. Вот он выбрался на другой берег, отряхнулся и, внезапно обернувшись, пристально взглянул на Пиляпа, словно стираясь его хорошенько запомнить. Потом, почувствовав себя в безопасности, спокойно ушел в сторону тайги.
Пиляпу стало не по себе. Как у всякого старого ханты — а ему перевалило за шестьдесят, — у него были весьма запутанные отношения с медвежьим племенем. Он верил многочисленным преданиям о них, в юности не раз участвовал в знаменитых медвежьих плясках, а бессонными ночами, случалось, не раз размышлял о том или ином мойпаре, с которым сводила его охотничья тропа. Ведь ни один из них не похож на другого!
Вот и этот Старик — кто он такой? Что ему надо? Зачем появился на его, Пиляпа, пути в неурочный час?
Над этим нужно было серьезно подумать, и охотник опять присел на берегу.
Вскоре из-за мыса показалась колданка. Взбудораженный Мартин издали размахивал рукой и что-то кричал — видно, встреча с медведем не прошла для него даром.
Пиляп поднялся ему навстречу, помог подтащить лодку.
— Промазал я! — заявил запыхавшийся Мартин. — Сам не пойму, как такое случилось!
Пиляп усмехнулся: чего уж тут непонятного? Разнервничался, заторопился, ну и выпалил, ничего толком не видя. Впрочем, и сам он нынче стрелял не лучше.
— Ничего, — утешил он Мартина, — ушел, значит, так надо. По-моему, больше он не вернется — отстояли мы свои охотничьи угодья! — И, помолчав, добавил, словно убеждая самого себя: — Не наш был Старик. Не к нам приходил.
— Может, не к нам… Только я узнал его…
— Узнал?!
— Да! Это позапрошлогодний шатун. Честное слово — он! С белым ободком на шее. Я хорошо разглядел! Он на расстоянии броска аркана от меня был. Белый ободок — редкая примета.
— Белый ободок… — сдавленно прошептал Пиляп. — Не может быть…
— Он, он!
— Ладно, лапай к палатке, чаю попьем. Греби! — сказал Пиляп, стараясь не выказать своего смятения.
Мартин взялся за весла, Пиляп сел к рулю, и колданка плавно вывернула на середину протоки Ай-Варов, упруго ударяясь носом в поднявшуюся под внезапно налетевшим ветром волну.
«Нен-гась, нен-гась» — монотонно поскрипывали уключины, нарушая окрестную тишину. И под этот скрип Пиляп в тайной тревоге думал свою думу…
«Неужто сегодняшний медведь и в самом деле ТОТ САМЫЙ, с белым ободком?! Тот, который…»
Не в силах додумать фразу до конца, Пиляп даже застонал. Но тут же притворно закашлялся: зачем до поры до времени будоражить Мартина?
Конечно, в пылу охоты можно и ошибиться. А вдруг белое пятно просто снег, налипший на медвежью шерсть? Тогда возникала куча новых сомнений…
Старика упустили — это хорошо или плохо?
С одной стороны можно быть спокойным: у ханты существует примета — шатун должен попадаться медвежатнику СЕДЬМЫМ. Справился с ним — без страха охоться дальше. Нет — пеняй на себя, удачи потом не будет. Нынешний же мойпар явился ПЯТЫМ. Значит, все было правильно? Но если это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО Белый Ободок, и он уже второй раз ускользает от охотника целым и невредимым?
От такой путаницы в мыслях Пиляп нервно выхватил изо рта недокуренную трубку и в сердцах с громким стуком выбил ее о край лодки. Мартин удивленно посмотрел на товарища.
Лодка тем временем мягко ткнулась в прибрежный песок.
Возле купы тала темнела их четырехместная палатка.
— Хорошее место мы выбрали для стоянки! — залюбовался Мартин. — Здесь тебе и Обь, и сор рядышком, и коса песчаная! Уток сюда так и манит. Пойду-ка я постреляю…
Мартин ушел, а Пиляп нырнул в палатку и лег ничком на оленьей шкуре в надежде уснуть.
Сон, однако, к нему не шел…
Позапрошлой зимой Месяц Замерзания Оби выдался пуржистым и снежным. Из низких темных облаков так и сеяло крупными белыми хлопьями — словно кто-то снимал чешую с огромней рыбы.
Помнится, в тот день снегу нанесло особенно много. Пиляп еле-еле выбрался утром из своего зимовья и невольно залюбовался розово-белым пушистым покрывалом, укутавшим тайгу. Мартин и Курпелак-Ванька, рыбачившие вместе с ним в ямах-живунах на вершине Ханты-Питлярского сора, ворчали: «Опять берись за лопаты и откапывай самого себя из-под снега!»
Однако за завтраком они успокоились и, благодушествуя за горячим чаем, стали мечтать. Курпелак-Ванька вспомнил, что у Пиляпа в кармане целых две неиспользованных лицензии на отстрел лосей.