Я внимательно слушаю. Я отлично представляю себе эту сцену.
Наверное, грязная, пустая изба с голыми нарами. Крестьянский неструганый стол, не накрытый ничем. На столе патефон. А вокруг него - трое контуженных. Наклонив голову к самому диску ухом, они слушают и хохочут. И громче всех хохочет Кедров. И кричит:
- Абсолютно ничего не слышу! Может, сломан?
Но те, к кому он обращается, не отвечают. Они тоже, в свою очередь, что-то громко кричат, перебивая друг друга.
Начпоарм продолжает:
- Ну, я захожу, понимаешь. Пишу на обрывке бумажки: «Алексей, на улице бомбёжка. Тебе надо в укрытие». - «А зачем? - кричит мне Кедров. - Мне и здесь хорошо. Мы слушаем музыку!» Я ему снова пишу: «Давай я тебя отвезу в безопасное место». Отвечает: «Я здесь не один, со мною товарищи». Сел я рядом с ними, гляжу, ну, ей-богу, как клоуны. Все кричат, один другого не слышит. Знаешь, как в анекдоте: «Кума, ай ты глуха?» - «Купила петуха». Вот так и они. И жесты у них какие-то стали комичные. Понимаешь, ну чистые комики! Так он и не поехал со мной. Говорят, три дня подряд патефон крутил, слушал. Пока наконец не услышал какие-то звуки. Тогда лег спать и сразу уснул. И спал целые сутки беспробудно.
Все смеются, слушая начальника политотдела армии.
А я за их смехом вдруг с ужасом понимаю: ведь, значит, не только музыку, но и бомбёжку, шедшую там, на улице, они тоже не слышали, эти контуженные. И если бы бомба пошла сверху вниз, отвесно, прямо на них, никто бы из них ничего не услышал и так бы не понял, что их убивают. В том числе и Кедров...
А я к нему ездила в гости, к Кедрову, в дивизию, как только армия задержалась на несколько дней на каком-то промежуточном рубеже. Мы с шофёром Кедрова разжигали костёр, а Кедров и два автоматчика ловили в речушке под корягою раков. Потом их варили на костре в закопченном ведре. А я загорала, сидя на пне, босая, в мужской нижней рубахе с засученными рукавами. Мне было легко, хорошо. В первый раз за военные годы.
Кедров лежал рядом, в траве, в расстёгнутой гимнастёрке, грыз травинку и спрашивал у меня:
- А что это за шрам у вас над бровью?
- Это лошадь копытом.
- Давно?
- Ещё в детстве.
- А этот? - Он тронул меня за локоть.
- А это я на каникулах отдыхала в совхозе. Возвращалась с ночной пахоты. Мы с дамбы в овраг на какие-то колья свернули.
- А эти?
Он взглянул на мои ноги, изрезанные поперечными полосами.
- А это я на кладбище с дерева упала на заржавленный крест...
- Нда-а-а... - промолвил задумчиво Алексей Николаевич. - Можно сказать, вся ваша биография на вас отпечаталась...
- Ну нет, это всё пустяки, - ответила я. - К сожалению, главные мои переживания никаких следов на мне не оставили.
Кедров помолчал.
- Что же это за главные? - спросил он.
- Главные? Это когда я надумала что-то хорошее, а сделала злое. И потом ничего никому не сказала.
Он печально взглянул на меня.
- Шура, Шура... - сказал он с упрёком. Сел в траве и медленно закурил.
И вот Кедров ранен, а может, убит...
2
Вернувшись в дивизию из политотдела, на другой день рано утром я решила отложить все дела и пошла разыскивать командира разведвзвода Семена Курсанова.
Я нашла его на опушке, где он тренировался в стрельбе из дамского бельгийского браунинга по банке из-под рыбных консервов.
- Семен, как дела?
- Ничего.
Он глядит на меня несколько настороженно. Наверное, моё посещение является неким знаком, но Семен ещё не разобрался каким. Я всегда прихожу к нему, когда надо что-нибудь сделать срочное, в чём-то мне спешно помочь.
- Где ребята?
- Кто где. Отдыхают после задания. Спят.
- Почему бы тебе не предоставить им активный, творческий отдых, а? Как ты смотришь на это?
- Что такое ещё? - Семен глядит на меня исподлобья своими лиловыми миндалевидными глазами. Он терский казак, очень вспыльчив, горяч, шуток не понимает.
- Ты не можешь мне их дать на часок?
- Зачем?
- Надо выполнить одно очень важное, ответственное задание.
Я смеюсь.
Но Семен мрачен как чёрт.
- Ну, не бойся, не бойся, не съем. Дай десяток бойцов. Через час будут снова здесь, как штык. Возле этой вот самой продырявленной банки.
- Скажи зачем, тогда дам.
- Не скажу. Сам узнаешь, когда вернутся. Обещаю, что всё будет в порядке. Но учти, разговор между нами!
- Ну ладно, - отвечает он неохотно. - Бери. Скажи Писаревскому, что я приказал.