Выбрать главу

Я ещё раз оглядываю полоску красной материи на рукаве. Проверяю все, что положено дежурному иметь при себе: оружие, противогаз. Надвигаю на брови шапку и выхожу во двор фольварка, где всю осень не высыхают глубокие лужи, и где от конюшен пахнет навозом, от мельницы - мукой и сырым, проросшим по щелям зерном и свекольным спиртом-сырцом от гожельни.

- Так я вас приветствую, пани поручик! - вытягивается на ходу лысый, в пенсне майор, у которого я только что приняла дежурство. Он счастлив, что дежурство сдал, и даже немножко циничен в своей откровенности. - Сейчас тяпну, - говорит он мне и подмигивает. - А тогда уж спать! Так я вас приветствую! - Он по-польски прикладывает к козырьку два пальца и щелкает каблуками.

Я иду к тёмным конюшням, проверяю, хорошо ли завешены окна, не будет ли пробиваться наружу свет. Здесь уже расставлены рядами скамейки, и народ загодя набежал, захватывая местечки, откуда видней. Киномеханик перематывает ленту. Все шутят, переговариваются, смеются. Для всех праздник. Одна я стою и молчу, хотя мне хотелось бы объявить совсем как в анекдоте: «Кина не бёндзи!» Представляю, какой бы это был эффект!

Но кино будет.

Дымным столбом уже валятся на экран сам царь и его приближенные, там плетутся интриги и лишаются живота своего длиннобородые непокорные бояре, хитрым оком глядит Малюта Скуратов, потупляют томные взоры красавицы в узорчатых платах.

Позади меня вкрадчивый голос:

- Пани поручник!

Я оборачиваюсь.

Всё тот же лысый майор в пенсне.

- Вас просят в офицерское собрание.

- Скажи: я на дежурстве.

- Приказано. Велено. Не могу-с.

- Ну, пошли их... знаешь куда?

- Никак нет. Это сам генерал. Они ждут-с.

- Пока кино не кончится, не могу.

- Хорошо. Так и будет доложено.

Я уже не смотрю на экран.

Я стою позади всех, заложив руки за спину, с дурацким противогазом на боку, и думаю: «Чего это вздумалось Бордятову меня приглашать? Он же знает, что я на дежурстве!»

Лысый майор опять шепчет сбоку:

- Зовут-с. Приглашают, хотя бы на минутку.

- Не пойду!

Во-первых, конечно, я на дежурстве. Во-вторых, я кровно обижена и теперь - никуда. Нашли кого заставить дежурить по части под Новый год!

- Как же так-с? Генерал. Его приказание!

- Пусть подмену найдут. А так я не брошу людей. Ты же знаешь устав.

Он уходит.

Через десять минут приходит какой-то молоденький лейтенантик, курносый, с вихром из-под шапки, и, вытянувшись, докладывает:

- Лейтенант Авдошкин явился сменить вас с дежурства!

Безобразие! Непорядок. Весь торжественный церемониал приёма и сдачи дежурства, конечно, нарушен. Но ведь Новый год, он один раз в году...

Я оправдываю себя, утешаю. Мне хотелось бы перед этим Авдошкиным себя оправдать.

Говорю ему:

- Гляди в оба. Никому не курить: огнеопасно. Никаких посторонних! И вообще, друг, посматривай повнимательней. - Отдаю ему противогаз. Повязываю на рукаве красную тряпочку. И по-польски два пальца ко лбу: - Будь здоров! - И подмигиваю. Точно так же, как лысый майор подмигивал мне.

И бегом туда, где веселье и праздник.

С порога, запыхавшись, вижу: за столом уже дым коромыслом. Генерал сидит, отвернувшись от двери, с ним рядом - Кедров. Они оживлённо разговаривают о чём-то.

Я гляжу на Кедрова. Он вскинул голову, увидел меня - и бледнеет, бледнеет, не сводя с меня глаз. Вот он уже белый как мел. И потупился. А Бордятов не замечает меня.

Подойти, доложить сейчас генералу, что я прибыла по его приказанию, не могу. Мои ноги не сдвинутся с места.

Я сажусь на свободную табуретку рядом с Семёном Курсановым. Говорю ему:

- Добрый вечер, Семён! Можно сесть рядом с тобой?

- Садись! Ты где была?

- На дежурстве.

- Ну как?

- Всё в порядке. Сдала и пришла.

- И правильно сделала. На, пей. Тут ещё есть «Салхино».

Семён нынче добрый. На днях он назначен командиром разведроты.

Лысый снова подходит ко мне.

- Вас просят туда! - Он показывает в сторону Бордятова и Кедрова.

- Спасибо. Мне и здесь хорошо.

Но там, на столе, перед Алексеем Николаевичем, я вижу огромные красные яблоки. Я на них гляжу заворожённо, там целое блюдо. Видимо, и на нашей стороне они тоже были. Но здесь блюдо пустое, а там никто до них не дотронулся. Я гляжу на них, как на райское чудо. Такими яблоками, наверное, Ева соблазняла Адама. Кедров смотрит на меня, чуть приметно улыбается. Он уже успокоился, взял себя в руки.

Я обращаюсь к Семёну:

- Какой же ты разведчик, если на глазах у генерала не можешь мне яблоко украсть?

- Да, как же ты его украдешь?