Мне фиолетово. Может, потому что мои главные интересы лежать далеко в стороне? Свою-то долю славы огрёб широкой и ёмкой лопатой. И совсем на другом уровне, не местечковом. Поди ж ты, какие страсти кипят у самого подножия гигантской пирамиды, вершина которой — международные конкурсы.
—…Виктор Колчин и Полина Липатова! — Негустая публика хлопает, наши стараются изо всех сил, Полинка разочарованно выдыхает, но очаровательно улыбается и делает книксен.
Я ничего не делаю, мне фиолетово.
— Твой звёздный час, Поля.
— П-ф-ф-ф! Второе место…
— Тебе придётся уйти из группы, — резко меняю тему.
Тихонько переговариваемся. Девочка округляет глаза. Макияж ей наложили удачный. Не скажешь про неё, что ненакрашенная страшная и накрашенная страшная. Ненакрашенная просто хорошенькая, а под продуманным гримом — принцесса.
— Зачем⁈
— Да всё из-за Антошки твоего, — немного хмурюсь. — Будем приходить, когда приеду. Приезжать буду часто. Когда в каникулы, когда на праздники.
— Не хочу уходить, — дует губки.
— Сам не хочу. Ты пойми, мне этому Тошке морду начистить запросто. И ничего мне за это не будет. Кто пострадает вместо меня, как думаешь?
— Я?
— Нет. Наталья Евгеньевна. Антошкин папаша на ней отыграется. Оно тебе надо, неприятности хорошему человеку доставлять?
Объявляют главных победителей. Хм-м, из гимназии, кто бы сомневался. Веду партнёршу на награждение… а походняк-то походняк! Восхищаюсь про себя, точно, принцесса.
— Придётся самой заниматься, бросать нельзя, — объясняю политику партии дальше. — И можно вернуться, если Антошка уйдёт или залипнет на другую девочку. Их же много, свободных.
— И почему нельзя просто жить и радоваться, — огорчается по-взрослому.
— Это и есть жизнь, и мы ей радуемся. За тебя мальчики дерутся, разве не приятно? Только один из мальчиков вдруг папу на помощь зовёт. В первую брачную ночь тоже от него помощи запросит?
Полинка хихикает, чуть покраснев. Идём получать свои грамоты и кубок. Кубок Наталье отдаём, красивые бумажки себе оставляем.
Антошку видел ещё разок на занятиях. Вёл себя мирно и сдержанно. Что подозрений не снимает. Удар исподтишка вполне возможен, пусть я и принял меры. Кто его знает? Вдруг его папаша ещё дурнее?
13 января, время 17–25.
Железнодорожный вокзал.
Ждём на перроне мою любимую «Ласточку», самый шустрый поезд, электричка бизнес-класса, так сказать. Восьми вечера не будет, как окажусь в Москве. А там, в метро и через полчаса буду в общежитии.
Кроме Кира и папахена меня провожает Полинка. Мачеха со мной дома попрощалась, сердечно расцеловав напоследок. Хорошенько подумав над этим обстоятельством, немного хренею. Эй, верните мне вооружённый нейтралитет! Мне в нём привычнее!
— Всё-таки плохо, что ты так надолго уезжаешь, — жалуется мне на меня Полинка.
— Моей бабушке ещё хуже. В последнее лето совсем к ней приезжал. Полтора года не видимся, — на самом деле, подлая скотина, вспоминаю об Алисе. Но мельком.
— Кирюшка у неё был, — замечает отец, — тоже полноправный внук.
— Следующим летом тоже к ней наведаюсь. Не на всё лето, не на всё, — перехватываю на лету молчаливое возмущение Полинки.
Стоим, беседуем внутри вокзала. Снаружи лёгкая метель, но ветер не такой мерзкий, как часто у нас бывает. Например, в предыдущие дни. Мерзость появляется, когда стужа сочетается с максимальной влажностью воздуха. У нас так. Пару лет назад брал в привычку зимой погоду местную слушать. Влажность воздуха зимой колышется от 92 до 96 процентов влажности. Летом — 50–60. Такой у нас климат.
Наружу на перрон приходится выходить. Объявляют пятиминутную готовность к прибытию. На первый путь, не всегда такое случается. И вот, обложив всех пассажиров и провожающих приветственным сигнальным матом, к перрону важно приближается её высочество «Ласточка». Стоянка две минуты, так что Полинка времени не теряет. Влипает влажно прохладными губами в моё лицо. Беззастенчиво веду губами по гладкой щёчке, ловя не успевшие растаять снежинки.
— Пора, сын…
Поезд уже остановился, подхватываемся, идём к своему вагону. Интересно, по расписанию стоит две минуты, но на моей памяти меньше четырёх-пяти не бывает. Не успеют пассажиры зайти в поезд так быстро. Их довольно много.
Полинка на прощанье целует в губы, папахен пожимает руку и отдаёт рюкзак, Кир успевает крикнуть:
— Вить, купи мне дрон!
— Если найду, Кир!
Вот и всё прощание. Не успеваю сесть, как поезд трогается.
Вместе с отъезжающим за окном городом, меня оставляют родные моему сердцу провинциальные заботы. А когда вижу предместья столицы, всё домашнее окончательно отодвигается назад. И я готов с ходу включиться в свою студенческую столичную жизнь.
13 января, время 20–55.
Москва, общежитие МГУ ДСЛ.
— Не были⁈ Целых три дня⁈ — В полнейшем расстройстве падаю на кровать, закрываю лицо руками. — Вы с ума сошли! Неужто вас не ломало по утрам? Только не говорите, что нет!
— Ну… — парни, Костя Шакуров, мой одногруппник и Саня Куваев, с физфака, мои соседи по комнате смущаются и мнутся.
— Ну, Вить… ломало, конечно. Но тут такой ветер по утрам стал задувать, метель. Боялись простудиться… — отбивается Костя.
— И вы, — горестно начинаю отповедь или проповедь, как получится, — проявив героизм и мужество, непреклонно преодолели полезную привычку делать зарядку по утрам и путём таких же героических усилий заменили её валянием в кровати по утрам.
— Ну, я вообще-то в холл выходил, зарядку делал. Только не бегал, — оправдывается Куваев.
— Аэробные упражнения ты ничем не заменишь, — отвечаю горько и с неизбывной грустью, — и бег — самое лучшее из них.
— И так всегда. Кот из дому, мыши в пляс. А девочки?
— Мы не в курсе, — парни пожимают плечами, стараясь не смотреть в глаза.
— Кормите меня ужином, бездельники! — Приказываю без малейшего сомнения в своём праве. Парни кидаются ставить чайник, шуршать какими-то пакетами.
— Вить, кашу сварить? — Предлагает Саня.
— В задницу! — Достаю из рюкзака разносолы. И пирожки. Когда мачеха сказала, что половина с ливером, а другая — с капустой, поверил по-настоящему, что топор войны между нами закопан. Обе начинки мои любимые, ливерные, натурально, вне конкуренции.
— Это с ливером. Вам — по одному. С капустой в общий доступ, а остальные с ливером — только мои, — предупреждаю строго. — Костя, зови девчонок.
Девчонки примчались моментально. Они бегали по утрам на день дольше.
— Без вас скучно, — сказали они, и я моментально их простил.
14 января, время с утра и до вечера.
МГУ, общежитие, учебный корпус, вся Москва.
Погодка, натурально, не очень. Ребята вообще-то правы, под таким мерзопакостным ветерком и простудиться недолго. Во время сессии это чревато. Поэтому план тренировок на ходу изменил.
— Не торопясь, сбегаем на второй этаж, — объявляю всей команде.
— Теперь, торопясь, взбегаем на пятнадцатый, — объявляю внизу.
Два таких цикла и всё. Все вспотели, даже я. Потом в холле разминка, отжимание, прыжки и прочие ужимки. Так сорок минут и пролетает.
Погружение в исторические материалы мой искин особо не загружает. Курс истории — всего лишь цепь фактов и событий. Попытки объяснить скрытые пружины процессов выглядят довольно жалкими. С далёкой историей ещё в целом боль-мень понятно. После формирования русского государства движущие силы всё больше и больше уходят в тину. Опять-таки, приложив некоторые усилия, худо-бедно можно понять движущие силы до революции 17-го года. После неё — темна вода.
Так что искин больше на запоминание работает.
— Ну-ка, парни! — Обращаюсь к соседям, которые тоже учат своё, только Куваев матанализ штудирует, историю он сдал. — То есть, Костя, давай проверим друг друга. А ты, Сань, отдохни пока.