Забочусь так же и о следующем вопросе. Следующих. Предсказать не сложно, они уже были.
— Высокая погрешность объясняется приближённым характером закона упругости Гука, — отбарабанивает ответ Люда, когда снова подходит наша очередь.
Довганин делает нам знак молчать и обращается к Вере. Вопрос оригинальностью не страдает:
— Как повысить точность?
— Уменьшить амплитуду колебаний, — без промедления отвечает девушка. — Чем меньше относительная деформация, тем точнее соблюдается закон Гука.
— Хорошо, — препод делает отмашку кистью и ставит плюсик в своей тетради напротив наших фамилий.
— У-ф-ф-ф! — дружно говорят девочки уже за дверью. — Всегда душу выматывает.
19 марта, среда, время 18.10
Москва, музыкальная студия «Хронос».
— Значит, я вам уже не нужен? — по-детски обиженно выпячиваю нижнюю губу.
Присутствующая рядом Камбурская хихикает. Только что Арнольд известил меня о том, что нашёл мне замену. Высокого, слегка кудрявого тощего парня.
— Вить, извини, но это же не дело, такие праздники пропускать, — разводит руками администратор. — Сам знаешь, какая страда в праздники.
Он что, натурально считает, что обоснованно, но кинул меня?
— Может, не сто, но тысяч восемьдесят ты точно потерял, — Арнольд продолжает думать, что добивает меня.
Надо бы его в чувство приводить.
— Нашёл и нашёл, — пожимаю плечами. — Я что, против замены? За меня в университете как раз взялись серьёзно. Ты, говорят, доплату к стипендии получаешь, так что будь добр. Я ж не могу против деканата пойти.
— И велика доплата? — в голосе Арнольда насмешка.
— Не велика, конечно. Но сам должен понимать, если платят хоть что-то, то имеют право требовать, — затем говорю прямо: — Арнольд, ты, пожалуйста, не думай, что сильно меня огорчил. Для меня музыка — всего лишь хобби. Мне заработанного у тебя как раз до конца года хватит. На безбедную студенческую жизнь. Давай с песнями решать. Держи бумаги.
Папахен меня долго тряс с этими документами. Пока баланс на телефоне не обнулил. Но всё-таки подписал и прислал. Через проводника поезда. Обошлось в пятисотку. Это у них минимальная ставка за доставку личной почты. На почтовую службу надежды нет. Они совсем мышей не ловят.
Арнольд минут пятнадцать изучает бумаги. Потом задумчиво кивает и уходит. Возвращается, выкладывает деньги. Как договаривались, шестьдесят тысяч. На репетиции мне разрешают присутствовать. Подозреваю, Арнольду выгодно иметь меня в качестве пугала для новенького саксофониста. Валерой его зовут. Наверняка сказал ему, что если взбрыкнёт, то резервный музыкант у него в наличии. Да мог и не говорить, у того самого глаза есть.
Хм-м, играет неплохо…
— Пожалуй, лучше, чем ты, — в унисон моим мыслям говорит Камбурская, садясь рядом.
Хмыкаю:
— На таком инструменте я сам сыграю лучше, чем я, — у Валеры аппарат классом выше, наверняка дороже раз в пять.
— Так купил бы…
— Нафига? Я ж говорю, я — не профи, мне такой нарядный инструмент ни к чему.
Молчим, слушаем музыку. Борюсь с приступом ревности, когда исполняют моё. С непроизвольным напряжением вслушиваюсь в каждую ноту саксофона. И не могу выделить главного в смеси одолевающих меня чувств. Кроме тяжёлой ревности собственника нарастает тщеславная гордость автора и примешивается придирчивость экзаменатора.
Валера поступает очень правильно. По исполнении спрыгивает со сцены, подходит:
— Виктор, как тебе? Замечания будут?
Арнольд, вижу, косится, делая вид, что ему всё равно.
— Вот в этом месте… — напеваю фразу, выделяя нужное место, — чуть-чуть ниже. Прямо вот, чтобы почти незаметно было.
Немедленно отходит чуток поодаль, исполняет отрывок. Показываю большой палец, киваю. Успокоенный музыкант уходит на сцену, а я чувствую, что меня отпускает. Только авторское самолюбие мурлычет.
— Вить, а что ты там говорил насчёт песен для меня? — бросает Камбурская абсолютно небрежным тоном, но уж больно много её, этой небрежности.
Бинго! Зацепило! Но лицом ничего не показываю, начинаю объяснять:
— Есть несколько песенок, две — точно, может, три будет. Там не без сложностей, пишутся в соавторстве. Текст мой, музыка — нет. На музыкальное сочинительство меня редко пробивает. Соавтор заграничный, песни на английском языке…
Камбурская слегка чумеет:
— Короче, мы с соавтором разделили сферы влияния. В России права на песни будут у меня, во всём остальном мире — у неё.
— «У неё»?