— Тогда деньги пропадут. Такова се ля ви, ничего не поделаешь. Лично я могу выделить сто тысяч.
Народ впечатляется.
— Кто-то из вас работает. Займите у родителей под будущую зарплату.
— Да мы и так зарплату им отдаём. Почти всю, — вздыхает Виталий.
— А теперь не отдадите. Вы отдавали свои деньги, помогая своим семьям. Пусть теперь семья поможет вам. Если надо, не бойтесь ссориться. Скажите прямо, что вашей зарплаты этим летом им не видать. Мы встаём на крыло — нам надо.
Наши девчонки подают нам чай. Он-то быстро готовится. Как и бутерброды.
16 июля, четверг, время 09:15.
Конеферма Соколовская близ Кандоги. За 100 км от Березняков.
— Вы это… я тут подумал. Короче, пятьдесят тысяч за лошадку маловато будет, — круглолицый потеющий на уже жарком утреннем солнце пузан начинает твердеть голосом. — Давайте по восемьдесят, и по рукам.
Мы прибыли сюда впятером. Кроме Виталия и Валеры взяли с собой кандидата в командиры Егора и его друга Андрея, как лучших конников. Впятером, не считая отцов Андрея и Валеры. Кому-то надо за рулём сидеть, своих машин у нас нет.
На это заявление мои ребята слегка цепенеют.
— Степан Викторыч, — такой вариант всегда надо иметь в виду, поэтому особо не удивлён. — Думать надо было до того, как мы за сто километров сюда припёрлись. Вы что думаете, мы по дороге банк ограбили?
— Ничего не знаю! — пузан окончательно укрепляется в своём намерении. — Моё последнее слово — восемьдесят тысяч. Да вы поглядите, каких коней я вам отдаю!
Слегка киваю взводным, те непринуждённо смещаются, образуя вместе со мной вокруг пузана замкнутый треугольник.
— «Последнее слово» — это вы хорошо сказали, — иногда сама собой на лицо выползает очень нехорошая ухмылка. — Тогда у меня контрпредложение. Мы ничего у вас не покупаем, продавайте на мясокомбинат ваших замечательных коней за двадцать пять тысяч…
— Двадцать восемь, — пузан даёт дурацкую поправку.
— А перед отъездом отделаем вас так, что надолго пропишетесь в больнице. Валера?
Валера — молодец. Сразу оценил, что пробивать в печень или солнечное сплетение такого борова бесполезно. Поэтому наносит удар ногой по бедру. Виталий не отстаёт, бьёт точно так же и почти синхронно. Пузан со стоном рушится на колени.
— Э, ребята, вы чего? — открывает рот отец Андрея.
— Вы пока отойдите, нам со Степаном Викторовичем переговоры надо провести.
Александр Николаевич, так зовут предка Андрея, моей «приветливой» улыбкой тоже впечатляется.
Анатолий Борисович, отец Валеры, тоже улыбаясь — наш человек! — отводит односельчанина поодаль.
Присаживаюсь рядом со стонущим пузаном и разъясняю высокую политику:
— Щас мы тебя отделаем до полусмерти, а потом всей деревне расскажем, что ты провернул офигительно «выгодную» операцию. Продал коней не за пятьдесят, а за двадцать пять тысяч. И в качестве бонуса огрёб пилюлей. Тебя твои земляки очень одобрят за это. Авторитет твой до небес подскочит. Ну что? Отвешивать тебе честно заслуженное?
— В Москве цены намного выше, — пузан пытается подняться, пока безуспешно.
— Ну так вези коняшек в Москву, дай объявление, заплати за рекламу. Сам в этом время в гостинице поживёшь. За полторы тысячи в сутки, зато столицу посмотришь. Но только после того, как из больницы выйдешь…
Выпрямляюсь. Пузану наконец-то удаётся воздеть себя на нетвёрдые ноги.
— Ты бы не торопился, Степан Викторыч, — даю бесплатный совет. — Щас ведь снова ляжешь. И уже сам встать не сможешь.
Как-то незаметно на «ты» перешёл. Неестественно почтительно разговаривать с человеком, которому обещаешь всякое.
— Чего вы так сразу-то? Уж и попробовать нельзя… — бормочет пузан. — Пойдёмте.
Не стесняясь его, объясняю ухмыляющимся парням:
— Разговаривать можно уважительно, а можно убедительно. Не всегда совпадает.
Заходим в прохладное полутёмное помещение с такими знакомыми запахами. Мои ребята какое-то время увлечённо бродят по уже полупустой конюшне в сопровождении местного конюха.
За эти дни мы смогли собрать только двести двадцать тысяч. Это с моей сотней, которую пришлось в два приёма снимать. Сбербанк не одобряет разовые крупные транзакции частных лиц. Как-то не очень раскошелились родители моего воинства. Насколько понимаю по рассказам, все привыкли, что взрослеющие детки начинают пополнять семейный бюджет, а тут незапланированные расходы в их сторону. Некоторые возмутились. Ожидаемо.
Параллельно обзванивали колхозы, которые участвовали в этом дурацком поветрии на оптимизацию коневодства в области. Вот и вышли на здешних. По телефону же и договорились. Больше пятидесяти мы дать тупо не можем, край — семьдесят, и тогда придётся брать трёх коней, а не четырёх. Только нам доставить двух жеребцов с двумя кобылками легче, чем одну кобылку с двумя горячими конскими молодцами.
Вот их выводят одного за другим, уже осёдланных и обуздеченных.
— Эта… — опять маячит пузан. — За сёдла и амуницию доплатить бы…
— А они тебе зачем? — задаю резонный вопрос. — Ты щас всех продашь, а сёдла потом соберёшь — и в костёр. Или у себя в доме на память повесишь?
Доводов пузан не находит, бормочет что-то. Я нахожу:
— За сёдла платить не буду. А вот за документацию на лошадок, родословную и прочее пять тысяч накину, — только потому иду на это, что заранее по телефону не согласовал.
Пока ребята занимаются лошадьми, отъезжаем с пузаном в контору, где оформляем бумаги на продажу четырёх представителей конского поголовья и акт передачи документов на купленных непарнокопытных. Один жеребец — ахалтекинец, где они его только взяли? Возраст, правда, уже девять лет. Второй — будённовский, кобылки той же породы, пятилетки.
16 июля, четверг, время 21:05.
Полпути до Березняков.
Уходим в ночное. Привычное дело. Жеребцов разводим по разные стороны луга, пасутся на длинных поводках. Кобылки спутаны. А мы устраиваемся на ночь. Ставим палатку, разводим костерок.
— Всё-таки не очень понятно, Вить, на что ты рассчитываешь? — Анатолий Борисович снимает пробу с варева.
Мяса у нас нет, не на шашлыки выехали, но кашу с салом сообразить не проблема.
— Георгий Макарыч не так уж и неправ…
— Так уж, так уж… — ворчу в ответ. — Знаем мы это всё. В нашей области раньше всё прошло. Сначала поголовье скота сократили, а потом нескошенная и высохшая трава источником постоянных пожаров становится.
Отшвыриваю обратно стрельнувший уголёк.
— Десятилетиями система складывалась. Скотина поедает траву, возвращает в почву навоз, прирост поголовья на мясо, молоко опять же. Всё в равновесии. Ну и образ жизни. Вам что, хочется, чтобы ваши дети вместо активного труда и отдыха на воле проводили сутки напролёт за экраном планшетов и смартфонов?
— Правильно ты вроде говоришь, — вступает отец Андрея, Александр Николаевич, спокойный и рассудительный мужчина. — Но пред тоже прав. Если денег на содержание лошадей не будет…
— Деньги будут. Зарплату можно сэкономить, привлекая школьников… — запинаюсь на этом месте. Школьная администрация может упереться, да и в учебное время детей не позовёшь.
— Ну, хотя бы на каникулах.
— Продавать несколько лошадей в год? — Анатолий Борисович с сыном Валерой снимают котёл с костра. — Заткнём дыру — и всё. Прибыли не будет.
— Если нет спроса на лошадей и конные услуги, то надо его создать. Есть несколько идей. У нас по факту уже есть полуэскадрон всадников. Можем принимать участие в каких-нибудь киносъёмках.
Взрослые скептически хмыкают, мои друзья слушают.
— Можно организовать конную школу для желающих. Правда, для этого надо иметь базу в городе. Каретное производство хорошо бы организовать, это вообще золотое дно. Но сложное дело, признаю. Мастера нужны, которых нет.
Раскидываем кашу по мискам, ребята вешают над костром закопчённый чайник.