Искин после анализа показывает нечто вроде пьедестала, где Рогозин находится на более высокой позиции.
— Несмотря на множество недостатков, Рогозин мне нравится больше.
Проректоры переглядываются.
— Почему?
— Сразу предупреждаю, что могу ошибаться. Хотя бы потому, что иногда люди сознательно строят себе фальшивый имидж. Но если отбрасывать в сторону все подобные предположения, то чисто по фактам — высказываниями и действиями — Рогозин выглядит рьяным сторонником нашего лидерства в космосе.
— Какие высказывания? — роль общего рупора снова у Сартавы. Спрашивает после многозначительных переглядываний с коллегами.
— Рогозин открыто выражал сомнения в реальности американской высадки на Луну, — тороплюсь высказаться, часто при таких словах начинается не вполне адекватная реакция. — Дело не в том, справедливы его сомнения или безосновательны. Однако непризнание американского приоритета — фактически заявка на лидерство. Он, если можно так выразиться, проводил политику суверенизации национальной космонавтики.
— А Борисов?
— Во-первых, у него начало неудачное. Луна-25 упала при нём. Один факт, конечно, мало что значит. Но в Госдуме Борисов публично признал, что у него сомнений в американском приоритете посещения Луны нет. Если говорить образно, Рогозин пытался добиться смены роли для российской космонавтики. Превратить её в самодостаточную независимую леди из служанки НАСА. Борисов начинает политику обратного свойства. Из служанки НАСА, вдруг возомнившей себя дворянкой, он пытается сделать из Роскосмоса горничную для китайского мандарина.
Повисает молчание. Хмыкаю про себя. Кажется, у меня получилось отморозиться. Пока неизвестно от чего.
— Значит, на месте главы Роскосмоса вы бы… — осторожно начинает Федотов.
— Продолжил бы политику Рогозина. Наверное, другими методами и аккуратнее, но пошёл бы в том же самом направлении.
В МГУ, знаю об этом, либералов самого прогрессивного толка хватает. Получу отлуп? Почему они все улыбаются? Жду.
— Видите ли, Виктор, — опять вступает Сартава, — мы подумываем создать ещё одно космическое агентство, своего рода альтернативу Роскосмосу. Но нам нужен лидер, застрельщик и энтузиаст этого дела. Мы предлагаем вам, Виктор, заняться этим.
Ох, ты ж ни хрена себе! Искин! Ты прокололся! Такого варианта ты мне не давал. А ну, за работу, недоносок! Сартава, меж тем, не останавливается:
— Грант из правительства мы выжмем. Особые условия налогообложения и прочие льготы тоже. Мы к вам присматриваемся некоторое довольно долгое время. И приходим к выводу, что вы — идеальная кандидатура. Несмотря на крайне юный возраст.
Мужчины согласно кивают.
— На каких условиях?
— Вы определяете стратегическую политику, главные направления деятельности. Университет будет присутствовать в качестве Наблюдательного Совета. Структуру можно обсуждать, к тому же полагаю, она будет меняться по мере развития агентства.
— Кадровая политика тоже моя, — немедленно заявляю о своих правах.
Проректоры переглядываются и смеются.
— Мы в вас не ошиблись, — отсмеявшись, заявляет Федотов. — Не успели стать главой, а уже захватываете себе ключевые полномочия.
— Мне не очень нравится наличие некоего органа надо мной. Каковы будут полномочия Наблюдательного Совета?
— Так наблюдать же, — удивляется хозяин кабинета, — советовать. Надо предусмотреть и форс-мажорные случаи. К тому же если мы принесём грант от правительства в размере, скажем, миллиард рублей, то ведь и какие-то права у нас должны быть.
— Хорошо. В первом приближении примем, — оговорку «мы», «нас» улавливаю.
Наблюдательный Совет уже передо мной. В полном, надеюсь, составе.
— Если переводить на язык современной экономики, мы хотим блокирующий пакет. Знаете, что это такое? — опять Сартава.
Киваю. Думаю. С одной стороны, это уздечка на морду. С другой — без тормозов тоже никак. Соглашаюсь. Когда дойдёт до дела, всё равно все бразды будут у меня. Я надеюсь.
— Обдумайте всё хорошенько и приходите, — говорит Федотов. — Можете ко мне, можете к Тамаре Владимировне.
Анатолий Андреевич даёт свой номер мобильного, но просит не злоупотреблять:
— Старайтесь ограничиваться СМС-ками.
Сартава свой номер тоже даёт, но уже без ограничений. И уже понимаю, с кем чаще всего буду общаться на первом этапе. Несколько офигевший от таких поворотов скачу на обед, желудок уже к стачке готовится.
31 августа, понедельник, время 13:10.
МГУ, Главное здание, сектор В, комн. 1646 л.
Возвращаюсь в свою комнату. После обеда, поэтому балую себя лифтом. Я урвал себе маленький одноместный пенальчик. Восьмиметровый, зато индивидуальный. Когда договаривался с комендатурой, вышло очень забавно.
— Одноме-е-естную? — протянул усатый завхоз на моё пожелание. — Только на шестнадцатом этаже такие остались. Согласен?
Интуиция заставила сделать вид, что задумался, хотя на самом деле чуть не запрыгал от восторга. Сбежал вниз, вернулся прыжками назад, вот тебе и разминка! Это тебе не жалкий восьмой.
— В башнях одноместные есть?
— Нет. Они слишком большие. Но если станете доктором наук или хотя бы кандидатом… — мужчина весело подмигивает.
— Хорошо, давайте на шестнадцатом, — вздыхаю горестно, и комендатура торопливо оформляет мне пропуск.
Потом в разговорах выясняется, что самые популярные этажи начинаются с третьего и заканчиваются на уровне пятого-шестого. Хороши так же с седьмого по девятый. Молодому человеку нетрудно допрыгать без всякого лифта, выше — уже в тягость. Не все настолько тренированы, как я. Ещё до высших этажей лифта долго ждать. Именно лифтами объясняется популярность с седьмого по девятый. Те, кто живут ниже, часто не заморачиваются ожиданием и спускаются по лестнице. К тому же при спуске лифты заполняются на каждом этаже в часы пик, и с пятого этажа уже можешь и не влезть.
Поэтому комендант считает, что развёл меня, неопытного и зелёного, а я полагаю, что наоборот, я обвёл его вокруг пальца. Это хорошо, каждый получил максимум того, что хотел. Редко такое бывает.
— Привет, — из соседней комнаты блока выруливает перец лет двадцати.
Явно старшекурсник. Хотя здесь все старшекурсники, магистраторы и аспиранты. Плечистый, высокий и прилично сложенный. Высоким его считаю, потому что заметно выше меня. В смысле роста я пока малокалиберный, за лет прибавил пару сантиметров до ста семидесяти трёх. А сосед на полголовы выше.
— Я — Леонид, пятый курс.
— Физик?
— Да, а ты разве нет?
— Космические исследования, четвёртый курс, Виктор Колчин. Ты должен был обо мне слышать, — тут же выпучиваю глаза на его невежественную реакцию: — Ты что⁈ Совсем в стороне от культурной жизни университета и столицы⁈ Ну ты даёшь! Ты знаешь, что за мои автографы настоящая битва идёт? И-э-э-х, темнота!
О, чуть не забыл его лапу пожать, которая повисла передо мной. Радость общения с новым соседом прерывает телефон. Номер с высшим приоритетом. Лана.
— Здравствуй, Ланочка! — не сдерживаю восторга.
— Привет, Вить, — голосок слегка растерянный. — А ты где?
— Я нонче в Главном корпусе как старший и белый человек.
— О, я тоже, — слышу некий отблеск радости.
Короче, мы сговариваемся встретиться в кафе на первом этаже.
Смотрю, любуюсь. Причёску чуть укоротила и подвесила длинный локон сбоку, глухая светлая блузка, серая юбка чуть выше колен. Аккуратненькие туфельки-ботиночки на ножках в бежевых колготках. Ничего особенного вроде, но съел бы на месте. Без соли.
Из глубин памяти выплывает образ Алисы, лукаво подмигивает и, качнув тяжёлыми грудями, исчезает. Беру Свету за руку, ожидая реакции. Не отдёргивает, позволяет увести в кафе и усадить за столик. За мороженым и кофе делимся новостями.
— Наталья Евгеньевна по местному телевидению обратилась с просьбой помочь собрать команду на столичные конкурсы.