Выбрать главу

— Здорово, братцы!

— Здравия желаем, ваше благородие! — отвечают новобранцы не очень дружно, но эскадронный благодушно кивает головой: дескать, это ничего, другого пока от вас и не ждем.

Несколько минут он молчит, рассматривает новобранцев, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, словно любуясь ими, чем приводит некоторых в смущение, а у иных вызывает легкий, тотчас же подавляемый смешок.

— Вот, братцы, привел господь меня с вами познакомиться и послужить вместе. Видите, я уже стар, прослужил царю нашему и отечеству пятьдесят лет…

Эскадронный производит двойственное впечатление. Кроткие голубые глазки, седая бородка и благостное выражение морщинистого лица придают ему сходство с Николаем-угодником. Голос же, хрипловатый, с неожиданно прорывающимися командирскими нотками, настораживает новобранцев. Ростом командир невелик, держится прямо, двигается легко.

Шкура Михеич, примостившись на краешке табуретки, умильно поглядывает на начальство, время от времени покручивает головой и сладко вздыхает.

Неожиданно старик ласково спрашивает:

— А что, Кулебакин, — встань, братец! — ты плакал, уходя из дому в новобранцы? Не стыдись, дружок, признайся.

Эскадронный ждет ответа и смотрит поверх голов, так как Кулебакина в лицо он еще не знает, а вызывает по списку. Список лежит перед ним рядом с маленькой книжечкой, в которую старик время от времени заглядывает. Потом солдаты узна́ют, что «Задушевное слово» напечатано в типографии и выдается в полковой канцелярии.

Кулебакин встает и оказывается щуплым пареньком, на вид почти подростком, так что никто, пожалуй, и не удивится, узнав, что он, уходя в солдаты, плакал.

Однако эскадронный с жаром восклицает:

— Да, не одна слеза горючая пролилась на грудь русского мо́лодца!

Старик глядит в книжечку, а новобранцы, как по команде, устремляют взоры на цыплячью грудь Кулебакина.

— Кто из вас не пролил слезы! Садись, Кулебакин!.. Кто не пригорюнился, покидая отчий дом! — риторическим вопросом заканчивает старик.

Но его понимают буквально.

— Я не пролил, — раздался голос.

Подмигнув товарищам, подымается худощавый остроносый блондин. Глаза у него светлые, неспокойные.

— Тебя как звать? — спрашивает эскадронный.

— Недобежкин Илья!

Эскадронный примирительно замечает:

— Ну, что ж, братец, хоть и не пролил ты слезы, а признайся, свербило на душе, как покидал отчий дом?

— Никак нет, ваше благородие, не свербило. И чего ему свербеть? Я ж не из дому шел, а от хозяина, чтоб ему все кишки повывертело…

Эскадронный слушает, и Недобежкин собирается развернуться со своими воспоминаниями, но Шкура, извиваясь ужом, проползает между новобранцами и с силой дергает Илью сзади за рубаху. Недовольно озираясь, тот садится.

Командир продолжает как ни в чем не бывало, время от времени заглядывая в свою книжечку:

— Я знаю, каждый из вас вспоминает сейчас батюшку с матушкой или жену молодую, а то и с малыми детушками!.. Сердюк, встань! Кто тебя, братец, больше любит: мать иди жена, а?

Встает Сердюк, саженного роста, с лицом, обросшим золотистым кудрявым волосом. Он мнется, краснеет и наконец, рассердившись на свое глупое положение, выпаливает:

— А кто ж их знает!

— Садись, — кротко изрекает эскадронный. — А я отвечу: и мать и жена любят тебя. Каждая по-своему!

Вопросы и поучения старика создают у слушателей беспокойство. Поневоле все настораживаются и некоторые тоскливо ерзают на местах: поскорее пронесло бы это «задушевное слово».

— Каждая по-своему! — торжественно восклицает эскадронный, глубокомысленно подняв палец. — И обе, рыдаючи, тебя провожали. А куда же они тебя провожали?.. — Старик обводит всех повеселевшими глазками, радуясь своему красноречию, и сам же отвечает: — В царево войско, чтоб ты служил верой и правдой престолу.

Старичок долго кашляет и затем проникновенным тоном продолжает:

— А теперь вот представьте себе, братцы. Вы, значит, служите верой и правдой, а приходит внутренний враг и начинает людей смущать и сеять неверие и безначалие. А? Ты что на это скажешь, Хватов?

Хватов встает; у него скуластое лицо бурятского типа, узкие глаза полузакрыты тяжелыми веками. Подумав немного, он веско говорит:

— Да у нас в деревне, почитай, сеять нечего: все начисто поели.

— Садись, Хватов. Вот я и говорю: для того мы вас сюда собрали, чтобы защитить все деревни наши от врагов. Значит, не во вред себе и своим семьям пришли вы на цареву службу! Не для зла, а для добра. Жалеючи, царь-батюшка повелел вас собрать под одно начало, обучить вас ратному делу для блага отечества…