Глубокой ночью иркутский поезд подходил к станции Чита — Дальний вокзал. Повсюду в домах были погашены огни, и только станция в желтом свете фонарей жила своей обычной ночной жизнью: пыхтели паровозы, тонкими голосами вскрикивали маневровые «кукушки», несложной песенкой заливался сигнальный рожок, и составители поездов переговаривались свистками на скудно освещенных запасных путях.
Недалеко от станции Алексей Гонцов снял каморку с окошком, выходящим в степь. С вокзала сюда можно было пробраться незаметно через багажный двор. У Гонцова собрались товарищи, ожидая Минея.
Когда из окна стали видны медленно приближающиеся огни паровоза, друзья прильнули к стеклу.
Как ни напряженно было ожидание, они не услышали стука в дверь. Она распахнулась внезапно, и тотчас ветер ворвался в каморку, высоко взметнув пламя керосиновой лампы.
Миней в сдвинутой на затылок фуражке, в распахнутом пальто стоял на пороге.
Он привез из Иркутска номер ленинской «Искры». Настоящий экземпляр газеты — не переписанный, а живой, подлинный, отпечатанный на папиросной бумаге в заграничной типографии, с великими предосторожностями переправленный через границу.
Читинцы впервые держали в руках «Искру». С волнением склонились головы над тонким листком с мелким шрифтом.
Миней вспомнил ночь в музее и слова Степана Ивановича о ленинском плане создания партии. Вот она, та газета, которая, по мысли Ленина, должна стать коллективным организатором партии рабочего класса! Пусть еще разобщены социал-демократические организации России, не связаны между собой, но у них наконец есть свой центр.
— А у нас все еще молодо-зелено! — с горечью проговорил Миней. — Работаем по-кустарному, за что ни возьмись, всё у нас только в зародыше! Все делают всё, все знают обо всех, а это грозит провалом! Разделить работу между собой — значит, лучше укрыться от охранки. И потом, нищенски мы живем, листовку и то напечатать сами не можем.
Алексей Гонцов горячился:
— Народ у нас золотой! Надо только разъяснить людям, что к чему. Показать на жизненных примерах, с чего богатеют все эти господа гулевичи, подрядчики кузьки и прочие черти-дьяволы! Как ежедневно, ежечасно давят нашего брата!
Иван Иванович, бережно разглаживая морщинистой рукой тонкий газетный лист, задумчиво проговорил:
— Дошла, значит, до нас «Искра». Сюда, за Байкал, на край земли! Видать, отправляли ее, везли, передавали люди, понимающие, как надо вести работу под носом у жандармов и шпиков! Вот и нам бы покрепче закрутить конспирацию! Ты, Миней, бегаешь к нам в мастерские надо не надо, а шпиков и у нас хватает! Каждый задумается: к чему бы это аптекарю на Дальний вокзал по пыли топать заместо прогулки с барышней или там по части выпивки?.. Что, верно я говорю?
Фоменко, как всегда, молчал, думал про себя: «Выходит, мы теперь все вместе драться будем — с питерцами, с Ивановнами, со всеми. Организация!.. Пускай мне скажут, что делать надо. Выполню. Не подведу».
— Хорошо бы за границу поехать, связаться с центром! Получить указания, литературу… — сказал Миней. На минуту в комнате воцарилась тишина. Усердно дымили цигарками. Каждый мысленно измерял путь до далекого центра.
Миней поднялся, с силой распахнул окно. Друзья стояли лицом к лицу с ночью.
На широких землях за Байкалом бушевали весенние ветры. По бескрайним степным просторам мчались они, не разбиваясь о сопки, взлетая на них, шумя по гривам, и в неистовстве скатывались с вершин. Казалось, все мчится вслед за ветрами, не в силах противиться им. Чудилось, холмы сдвинулись с мест, быстро и невнятно шептали что-то вздыбленные пески; махали ветками деревья; низко стелясь и свистя, уползали за ветром сухие, прошлогодние травы… И все туда же, в ту же сторону, мчались темные косматые тучи, и черные клубки перекати-поля казались тучами, скатившимися с небес.
Не было ни минуты покоя ни на земле, ни в воздухе. Только беспокойство, тревога, от которой захватывало дыхание.
Друзья долго стояли рядом, не закрывая окна, подставив ветру разгоряченные головы.
Аптекарь Илья Семенович Городецкий при всей солидности Минея называть его по имени и отчеству считал излишним. Совсем недавно Миней мыл бутылки на черном крыльце аптеки. Хватит того, что обращаются к нему на «вы», при людях называют «господин аптекарский помощник».
Рано утром, еще до открытия аптеки, Городецкий явился торжественный, в новом сюртуке:
— Сегодня, Миней, приезжает наш Мизя! Закроем аптеку на два часа раньше.
— Поздравляю, господин Городецкий! — пискнула маленькая старушка, убиравшая аптеку. — Такой взрослый, ученый сын!