Кругом захохотали.
— Давай, Гонцов! Вот язык! Так и чешет! — раздавались голоса.
— Вы же собирались говорить насчет провизионок! — напомнил осторожный голос конторщика Михайлова.
— А я про что? — обиделся Гонцов. — Уши заложило, что ли? Я про то и говорю!.. Товарищи, чтобы мы, хозяева дороги, деньги за проезд платили! Не бывать этому! Не бывать!
— Правильно! — кричали вокруг. — Хватит нас точно кур ощипывать! Составляйте требования!
— А чего их составлять, коли они уже вот… — Гонцов вытащил из-за пазухи бумагу. — Тут все ясно и коротко: требуем выдачи бесплатных проездных билетов! Требуем сокращения рабочего дня для всех категорий рабочих! Да здравствует восьмичасовой рабочий день! Долой самодержавие!
Михайлов вскочил на ящик:
— Мы собрались сюда не для политических дел, а для обсуждения наших экономических нужд! — закричал он. — Товарищи рабочие! Вас втягивают в политику…
Гонцов охрипшим голосом перебил его:
— Не давайте себя запугать, товарищи! Нас пять тысяч в одной Чите, а сколько на трассе? Встанем стеной! Да здравствует наша социал-демократическая рабочая партия!
Вновь назначенный начальник читинского отделения Иркутского жандармского управления ротмистр Билибин писал:
Пользуясь длительным отсутствием должного жандармского надзора, революционеры повели в широких размерах пропаганду революционных идей среди рабочих, благодаря чему забастовочное выступление рабочих закончилось победой последних. Ввиду того, что революционная пропаганда велась главным образом среди рабочего класса, первой организацией преступного характера во вверенном мне округе явились РСДРП…»
Билибин перечитал написанное: не понравилось — расплывчато, неконкретно… Организация существует, это несомненно. Во время последней, так называемой «билетной» забастовки были провозглашены социал-демократические лозунги. Железнодорожники держались стойко. Совершенно очевидно, что ими руководит политическая организация.
И все же пока нет никаких данных о ее составе. Это и понятно. Приходилось начинать сыск на пустом месте. Удивления достойно, как беспечно жили здесь власти! Вот, например…
Он достал копию прошлогоднего донесения:
«…В 1901 году количество возникших дознаний о лицах, поставивших своей целью борьбу с существующим государственным и общественным строем, увеличилось. Предметом большинства дознаний было произнесение дерзких выражений по отношению к царю…»
До чего наивно! Если бы борьба против строя велась исключительно в форме «произнесения дерзких выражений», можно было бы закрыть охранку.
Однако эта неконкретность обзора, пожалуй, повлечет неудовольствие начальства. Документ может обратиться против его автора. Ведь там, вверху, как рассуждают? «Ах, у вас там организация! Так установите ее состав и — за решетку!» Как будто речь идет о кучке заговорщиков, которых легко выследить именно потому, что они — кучка. Здесь же сыск похож на ужение рыбы: закинул удочку, но неизвестно, кто клюнет. Вернее всего, безобидная плотичка, а зубастая щука уйдет где глубже.
Недовольство режимом охватило широкие слои населения. Поди выяви, кто первый сказал крамольное слово и кто поведет на баррикады! А Забайкальская область побольше Франции и Бельгии, вместе взятых. С недавних же пор ее пересекает железная дорога, которая кишмя кишит смутьянами. И что самое серьезное, дорога предоставляет им неслыханное удобство, как совершенное средство связи…
Билибин поискал глазами на столе. Вот оно, донесение:
«На станцию Иннокентьевскую прокламации привозятся поездными бригадами и распространяются в депо. Замечено, что рабочие депо собираются в поле, что-то читают, горячо обсуждают и замолкают при подходе лиц, не популярных в рабочей среде».
То-то и оно, что «не популярных». Для глубокого проникновения в массы нужны люди иного склада, из среды самих рабочих. И среди интеллигенции следует искать полезных людей. Готовить их постепенно. Заполучить мелкую личность, поймать на какой-нибудь страстишке, всегда найдется апельсинная корочка, на которой человек может поскользнуться. А потом помочь ему вырасти, войти в доверие организации…
Не стоит также пренебрегать знакомством в деловых кругах. Тут Билибин вспомнил Чуракова.