При слове «книг» старичок открывает один глаз, встрепенувшись, как строевой конь при звуке трубы.
— …духовного содержания, — поспешно добавляет Пашкова. — «Святое семейство» и другие такие же…
Все ясно! «Святое семейство» Маркса. Получили пополнение марксистской литературы.
— А как вы, дорогая Люба? Как вы сами живете? — спрашивает Миней, потому что старичок как раз в эту минуту открывает оба глаза.
— У меня со зрением лучше, я вижу теперь хорошо, — шепчет Люба и заливается румянцем.
— Я сразу это заметил, — говорит он.
Удивительно неблагодарное существо — человек! Пятнадцать минут назад он ничего не знал о товарищах, о работе, о своем положении. Сейчас он знает почти все, что его интересовало, и все же ему этого мало… Ему хотелось бы выяснить, как работают группы на местах, но Пашкова не могла быть в курсе всех дел. Дети, конечно, растут, но не так уж быстро.
— Нам очень не хватает вас! — тихо роняет Пашкова — кажется, уже от себя.
— Прра-шу заканчивать! — провозглашает тюремщик.
— Разрешите мне поцеловать жениха, — неожиданно громко, чужим, деревянным голосом произносит Пашкова и, не дожидаясь ответа, бросается к Минею.
Ее руки обвиваются вокруг его шеи, и он чувствует, как тонкие бумажные листки выскальзывают из пальцев девушки и падают за воротник его рубашки. Миней незаметно шевелит лопатками, и листки плотно прижимаются к спине.
— Пожалуйте, барышня! — Надзиратель хочет увести Любу.
— Дорогая Люба! — говорит Миней растроганно. — Я бесконечно вам благодарен за то, что вы меня навестили. Низкий поклон всем родственникам… Дяде! До свидания, дорогая Любочка…
Но ее уже нет!
Миней и надзиратель опять идут через двор. Какой день, какое солнце! В камере Миней осторожно извлекает листки: мелкие строки бегут по тонкой бумаге. Сделано на мимеографе.
«Руководить движением должно возможно меньшее число возможно более однородных групп, искушенных опытом профессиональных революционеров. Участвовать в движении должно возможно большее число возможно более разнообразных и разнородных групп из самых различных слоев пролетариата (и других классов народа)».
Это было только что доставленное из-за границы ленинское «Письмо к товарищу о наших организационных задачах».
Глава IX
СТИХИ В АЛЬБОМ
Билибин снова перечитывал:
Впрочем, теперь совершенно неважно, что именно он лепечет: стихотворение из двенадцати строчек — видимо, собственного сочинения — хитроумный молодой человек написал печатными буквами.
Из Иркутска сообщали:
С о в е р ш е н н о с е к р е т н о.
Его превосходительству
прокурору Читинского окружного суда
Возвращая Вашему Превосходительству книгу альбомной формы, заключающую в себе разного рода записи, список стихов и афоризмы, имеем честь уведомить Ваше Превосходительство, что исполненное печатными буквами на странице седьмой стихотворение: «Летнее утро прекрасно и тихо») — подвергалось нами рассмотрению на предмет установления идентичности почерка руки, исполнившей указанное стихотворение, с почерком, коим исполнены воззвания преступного содержания под заглавием: «Долой самодержавие!» и «Рабочие всех стран, соединяйтесь!» При этом, путем сличения характера написания обоих документов, не найдено оснований заключить, что упомянутое стихотворение «Летнее утро…» и преступного содержания воззвание: «Долой самодержавие!» и «Рабочие всех стран, соединяйтесь!» — выполнены одной и той же рукой…»
Черт бы побрал этого Паса с его альбомом! Уже собраны и отправлены в Иркутск другие образцы почерка арестованного: нашли школьные тетради, конспекты по ботанике. Не почерк странно изменчив. Где гарантия, что экспертиза опять не увильнет от прямого ответа? А дело теряет остроту, своевременность.
— Введите арестованного! Прошу сесть вон там.
Он совсем неплохо выглядит: ну конечно, гимнастика, «тренировка тела и воли»…
— Однако вы дальновидны. Даже стихотворение в альбом барышне Гердрих написали, скрывая особенности почерка. Чем объяснить такую предосторожность, а?
Билибин прищурился. Плюшевый альбом лежал перед ним на столе.
Миней с готовностью ответил:
— Объясняется это обстоятельство чрезвычайно просто: у меня отвратительный почерк. Царапаю — точь-в-точь курица лапой.