Налеты теперь повторялись каждый день с тупой и злой аккуратностью. Они начинались в один и тот же час вечером.
Но страха не было — была какая-то тоскливая усталость. Страх же пришел позднее.
Однажды Женьча, с которым во дворе теперь было много хлопот, так как он ни за что не хотел сидеть во время налетов в укрытии, а норовил удрать наверх да еще вскарабкаться на крышу, — Женьча, который одним из первых знал все новости, становившиеся известными московским мальчишкам раньше, чем кому-либо, сообщил, что на площади Свердлова стоит сбитый нашими зенитчиками фашистский самолет.
— «Юнкерс-88», настоящий! — утверждал Женьча.
Вместе с Федором Николаевичем мальчики отправились на площадь Свердлова. И верно: там, в самом центре столицы, на одной из прекраснейших ее площадей, неуклюже растопырив помятые, полуоторванные крылья, брюхом на каких-то ящиках лежал гитлеровский самолет. Его сбили наши зенитчики недалеко от Москвы, куда он норовил пробраться. Напирая на канат, огораживавший бомбовоз, толпились люди. Они смотрели на развороченный метким снарядом мотор самолета. В недобром молчании разглядывали свастику на помятом хвосте, черно-желтые кресты на длинном и тощем фюзеляже. Выкрашенный в грязно-зеленый цвет, с вытянутым туловищем, словно вымазанным в болотной тине, фашистский самолет казался липким и вызывал почти физическое ощущение гадливости.
Коле очень хотелось пройти за канат и заглянуть внутрь бомбардировщика. Пришлось стать в очередь, потому что желающих посмотреть поближе и ознакомиться с устройством фашистского самолета было очень много. Их группами водили за канат, к самой машине. Человек с голубыми петличками давал подробные объяснения и отвечал на бесчисленные вопросы. Ему помогали милиционеры, следившие за порядком на площади. Они уже наизусть запомнили все сведения касательно сбитого фашиста и теперь охотно делились своими познаниями со зрителями.
Вдруг, нагнувшись под канатом и разом строго выпрямившись, к самолету твердым и непреклонным шагом приблизилась высокая женщина. Худые, очень загорелые скулы остро выпирали у нее из-под темной косынки, концы которой были заколоты под подбородком. Она вела за руку худенького мальчика лет одиннадцати, не старше Женьчи.
Они подошли вплотную к «Юнкерсу», и мальчик, вытянув вперед правую руку, высвободив из руки матери левую, стал медленно ощупывать холодное, скользкое туловище бомбардировщика.
— Мальчик, мальчик, — сказал милиционер, — эдак все руками начнут, так дела не будет. Ты глазами смотри, а руки тут ни к чему.
— Я не могу глазами, — тихо проговорил мальчик.
И все замолчали вокруг. Милиционер осторожно заглянул в бледное лицо мальчика. Большие, открытые, остановившиеся глаза мальчугана смотрели куда-то поверх окружавших его людей.
— Он не видит, — негромко пояснила женщина. — Вот такой… — она зло мотнула головой в сторону самолета, — летал вот такой над нашей местностью. А мы по дороге шли. До лесочка добежать не поспели, он, дьявол, настиг да и ударил бомбой в землю около нас. Нас и брякнуло оземь. Так вот ему зрение повредило. Глаза-то с виду целые, а он ими не видит. Доктор говорил: мозговое ослепление какое-то. Вот привезла в Москву. Может, операцию сделают.
Коля видел, с каким яростным отвращением смотрела она на самолет.
— И ведь глядел, за чем охотился, поганый! Уж в малых-то ребят бомбой — это самое подлое дело!
Мальчик продолжал водить рукой по самолету, стараясь дотянуться до верха. Милиционер порывисто нагнулся и приподнял мальчугана.
— Вот, гляди… То есть… это самое… пощупай, значит, — сказал милиционер. — Тут это у них пулеметчик сидит. А который бомбы бросает, он вот здесь помещается. Давай сюда руку. Вот. Понял? Это у них называется «Юнкерс-88». Пикирующий бомбардировщик это. Он, когда бомбит, сверху прямо вниз…
— Я знаю, — проговорил мальчик. — Это я еще видел, когда он тогда на нас…
Милиционер смущенно оглянулся, замолчал, а потом, нагнувшись, негромко и строго продолжал:
— Ну, это его, значит, и сбили, чтобы он больше не безобразничал.
— А это тот самый разве? — недоверчиво спросил мальчик.
— Конечно, тот самый! — И милиционер сделал какой-то знак женщине. — Ясно, тот самый. Уж больше летать не будет. Прикончили его. Понятно? Мы и другим ихним таким бандитам крылья обкорнаем.