На экзамене вступительном, помню, мне задача попалась про: сливы, яблоки и груши. Говорю: - Я садом не заведую, вон Миша Ржавый, он бригадир садоводческой бригады, его и спрашивайте.
Потом спрашивают, по вопросу билета, какие дроби бывают?
Отвечаю: волчьи, заячьи, и кабаньи, у меня одностволка, других дробей нет!
Мы хорошо к экзаменам подготовились, вечером стол преподавателям установили, они тоже ребята не хилые, мне один худой длинный запомнился: ест, пьёт как трактор, всё рябое порося какое-то расписывал, канистры с креплячком опорожнялись, а порося необыкновенное, что он линейкой замерял, всё выше и выше вырастало:
- О таке рябе порося!.. - Оно у него больше осла выросло. - О таке ряббб..., - рука голову мою покрыла; ...и свалился под стол. Я его поднять хотел, а мне говорят:
- Не трогай Игрека, это у него всегда неизменная привычка.
- Страна выращивала грамотных учителей, куда не глянешь, везде были призывы крепить учение, Шатра понимал время.
- Почему тогда ваша империя пропала, если вы сразу всеми достижениями удивляли мир?! Не помогло вам ваше императивное образование. Проворонили державу, а тот, кто её сделал, умело старался.
Радион, сквозь прогрызенную арбузную корку, посмотрел на зелёного экономиста:
- Изнутри страна морщилась, увяла как переспевший арбуз, а население полётом на Марс продолжало тешиться, в руководство серости пробирались, вот неудача прошедшего строя. Спокойствие установилось: будто в каких-то малых герцогствах и амманах отделившихся живём. Народы больших земель, не имеют право жить расслаблено, как в ужатые полукантоны. Скажи мне Юлик: имеешь ли ты основание жить заботами своего малолетнего сына?..
То-то, тебя земля и урожаи заботят, а не машинки-карлики нужны, многоземельные обязаны настороженно ходить, планета устлана минами зависти; у зауженных от скуки, постоянно потерянные заявления вылазят, начеку надо быть.
- Вот-вот, - сказал Шатра, - я, когда шафёром работал, мы целый МАЗ потеряли. Значит, буряк с поля возим, машину поблизости во двор стройбригады на ночь оставляли, утром меняемся с напарником. Прибегает Пеня ко мне: где машина?
А я в вечер изрядно поддал; в бригаде - говорю.
Иду с ним в бригаду - нет машины!
Выходит, в гаражном дворе остановил; быстро в гараж. И там её нет, - молчим. Поехали в поле искать, машины катаются, - нашей невидно. Значит угнали! Весь день мотались, - село гудит с нас: целую машину потеряли. Вечером от отчаянья, заходим снова в стройбригаду, уже темнеет, охранником горбун Гушкин там сидел. Зовём его: - Дед Гашю, бай Ганко!
Не отзывается. А видно, что притаился в высоком балдаране.
Памятник Карлу-Марлу, что в середине села стоял, на реставрации в бригаде валялся. Из трёх секций статуя составлена. Живот полый, отдельной ступой для щепы служил, мусор внутри жгли. Бюст, капитально на штаны цементные установили. В сумерках - Гушкин стоит. Наступаем на горбуна, и всё кричим: - Мы тебя видим! Видим... Упёрлись в холод беленого алебастром бетона, отскочили, с испугу в заросли вбегаем, лбами в металл ударились. Орём. Обошли строение, - наш МАЗ. От радости - тут же в пляску пошли, топчем высокий балдаран.
- Нашли! Нашли, нашли... та-ки машииину!.. Снова на колёсах.
- Снова свеклу возили?
- Нее, нас на вывозку леса-кругляка в Табаки послали, а полуприцеп не подготовлен, без стопов и указателей поворотов, на пилораме в зарослях застрял, оброс вётлами, будто наш заблудший вездеход.
Говорим завгару: давай фонари, проводку, наряд выпиши, - мы тебе восстановим полуприцеп.
- Некогда, лес срочно со станции вывезти надо!
- Пусть по-твоему будет, проезжаем мимо милиции районной, знакомый старшина дежурит.
Артёмыч! - кричу, полуось до завтра пристроить нужно, можно у тебя отцеплю.
- Ставь на штрафплощадку, не уведут...
На обратной дороге подхалтурили, мебель завезли спекулянту одному, до вечера пропивали в чайной чаевые левые, дальше в долг тянем. Колхозный строй - время для утруски сознания.
Завгар ездил недоверие своё издалека проверять, обмяк, когда увидел, что полуось задержана, наряд срочный выписал на выкуп арестанта. Получили деньги мы в кассе, и поехали лес возить. Вечером установилось всегдашнее желание покутить допоздна. Кучеряво жили в равенстве всех средств! Слышал: Америка нам не верит, а сами погрязли во лжи. Незаконное государство, на истреблении народа там усело. Пора его ликвидировать!
- Придётся победить, что бы поверили, - поддержал копатель древности, - люди неспособные быть честными, всегда ко всем подозрительны, - он поднялся, - пойду бродить по оврагам, может, что найду. Я давно определился: все племена, которые неправильно сидели в природе жизни, - поглощены. Правда звучит тихо, а люди стали бесчувственными к племенному единству, не надо чуждые народы пускать в нашу землю, она нам самим пригодится. Население материков разрастается беззастенчиво, у других тесно, а нам простор наш самим нужен, почему это мы другим должны его отдавать. Надо сокращать лишние миллиарды людей, весёлыми побуждениями, война народов не годится. Пусть другие, жёстко ограничивают своё разрастание, уйма народу. Сверхнужное количество вида! Надо же как-то с соображением размножаться. Каменной стеной придётся оградить наше дикое поле, не то задавят; эти люди пересытились не своим хлебом, идут парнокопытным стадом, и утаптывают все поля на своём пути, на них надо глядеть без сострадания в крови, они способны смять любое живое прорастание. Каждый свою землю любить должен. Чужак не кошка, чтобы его каждый раз ласкать. Чего они идут!? Нужен новый закон: никого не впускать в свою родную державу, нехай каждый у себя выращивает свои баштаны.