— Да ведь ты, дубовая башка, дрыхнул, храпя яко вепрь! — усмехнулся старик. — Ну, а коли заявился, примащивайся, место и для тебя имеется.
Парень сел, протянул художнику ручищу — шершавую, заскорузлую, с окостеневшими мозолями.
— Микола! — и морковного цвета губы его растянулись в улыбке от уха до уха. Большие же, по-телячьи ласковые васильковые глаза смешно как-то щурились, будто глядели на солнце.
— Никола! — поправил парня старец. — Нарекли тебя, непутевого, в честь святого чудотворца Николая — митрополита Мирликийского.
— Оно так и есть! — прогудел басовито тот. — Да мне больше по душе, когда Миколой кличут.
Кивая на крохотный графинчик художника с коричневато-золотистой жидкостью, Микола спросил:
— Ежели не секретность, скажите, что вы употребляете?
— Настойку: рябина на коньяке.
— Как, как? — переспросил парень, приставляя к уху ладонь (в это время бражничавшие через столик мужики дружно загалдели, видимо, рассмешил их очередной байкой осанистый говорун).
— Рябина на коньяке, — повторил художник.
— Вдругорядь не понял!
Тогда Гордей, наклоняясь над столом, прокричал:
— Коньяк на рябине! Хотите угощу?
И не дожидаясь ответа, наполнил Миколе до краев большую рюмку. Не церемонясь и не мешкая, парень опрокинул содержимое рюмки в рот.
— Какой же это коньяк на рябине? — неодобрительно проворчал Микола. Микстура от кашля для детсадовских малышей!
Старик захихикал.
— Нашему Николе самогону первача подавай!
— Почему самогону? Я не скупой в данную пору. Могу вас обоих пятизвездочным угостить!
— Благодарю! — Гордей слегка наклонил голову. — По здоровью… мне не положено излишними возлияниями увлекаться.
— Опоздал ты, Никола! У меня тоже… после законных ста пятидесяти граммов душа капли лишней не примет! — старец почмокал губами, крякнул. — А в твоем возрасте уместителен был. — Помолчав, заговорил серьезно, обращаясь к художнику: — Извиняйте меня за небезгрешное любопытство. Вошел в данное заведение, огляделся и приметил: восседает некий раб божий за столом один-одинешенек и что-то чиркает и чиркает в книжечке. Подумал: творец искусства. А талантами, сами знаете, господь не всех сподобляет. Когда же вы кончили творить, я и решил: подойду-ка и сяду за этот стол. Ибо спросить вас вознамереваюсь. Позволите?
— Пожалуйста, — улыбнулся любезно Гордей.
— При смиренном отце Иоанне несу по мере сил своих службу. — Старец посмотрел художнику в глаза. — Божий храм наш невелик, под градом Кинешмой среди благодати природной над Волгой-рекой вознесся. И прихожане, и мы, грешные, рабы божьи, души не чаем в заботах о своей тихой обители. На стенах храма масляная живопись начала века. Искусная зело. Но, сами понимаете, от времени она кое-где пообветшала. Прошлым летом прислали к нам из Белокаменной артель студентов художественного института. Да работа этих вьюношей опечалила, а не обрадовала нас. Вроде бы старались и все сделали как надо, а вот на кротких ликах святителей благолепия не стало заметно. — Пощипал бороденку. — Извиняйте за скучнейшее разглагольствование. Все мое суесловие сводится к одному: не могли бы вы, мастер в своем роде, поправить лики святых в нашем храме? Настоящий талант — верю — любое чудо сотворить может. А вознаграждение — не сумлевайтесь — достойное воздадим.
Пока собеседник изъяснялся витиевато, Гордей скрутил в жгут бумажную салфетку и обмотал этим жгутом большой палец левой руки. Отвечая, он выбирал слова с осторожностью, ему не хотелось обижать своим отказом человека столь почтенного возраста:
— Художник я… как бы точнее сказать?.. Пишу пейзажи, пишу портреты. Но настенной живописью никогда не занимался. Гениальными мастерами на Руси в предреволюционные годы, писавшими образа, а также и фрески в храмах, были Виктор Михайлович Васнецов, Нестеров, Врубель. Увы, их уже нет в живых. Могу еще назвать Павла Дмитриевича Корина… реставратора, живописца, большого знатока древней русской иконы. В молодости Корин помогал Михаилу Васильевичу Нестерову расписывать Марфо-Мариинскую обитель в Москве. Но нет и Корина.
— Этим летом прочел книгу о вашем Врубеле, — спустя некоторое время снова заговорил старик, видя, что художник не собирается продолжать разговор на интересующую его тему. — Внучек приезжал из Ярославля. Мечтание имеет в художники пойти. У него, Володимира, и была сия книга. Читал со вниманием, яко священное писание. В книге и картинки были, иные в цвете. Читал и все время изумлялся: какая подвижническая жизнь была у этого мятущегося гения, какая сила духа! Какую дерзновенную мечту лелеял он: изобразить врага божьего и всего сущего на земле! И, представьте себе, все его мучительные искания увенчались… художник приоткрыл таинственную завесу над тем, которого не дано каждому смертному видеть. Создал… я бы сказал: сверхъестественной силы лик властителя тьмы. Придав сему лику и слабости чисто земные, человеческие. И поплатился за греховную свою мечту.