— Так что, сегодня придется брать тебя штурмом?
— А ты как думал. Только давай перенесем этот штурм в спальню. Там, по крайней мере, удобнее.
Мы направились в спальню.
— А от тебя приятно пахнет, — заметил я.
— Знаю, — улыбнулась Сюзан. — Это “Халстон”.
Дверь в спальню была приоткрыта. Я распахнул ее настежь, и мы вошли.
— Лучше сразу целуй меня, — предупредила Сюзан. — А то я начну орать.
Я присел на край кровати и поцеловал ее. Она закрыла глаза. Потом отстранилась и посмотрела мне в лицо.
— Боже, какие у тебя губы, — восхищенно шепнул я.
Ее лицо оставалось серьезным, но глаза возбужденно заблестели.
— Ты еще не видел всего остального, — загадочно улыбнулась Сюзан.
...Было уже поздно, когда мы наконец закончили. Одежда валялась на полу, простыни измялись. Я в изнеможении откинулся на кровати. Сюзан лежала рядом, держа меня за руку.
— Ну что, перетрудился? — нежно промурлыкала она.
— Уж больно сильное было сопротивление.
— Угу, — выдохнула она.
Из гостиной доносился звук телевизора.
— Так что ты собираешься делать с этим мальчишкой, мой сладкий? — спросила Сюзан.
— Как раз насчет этого я и хотел с тобой посоветоваться.
— Со мной?
— Ты хорошо разбираешься в детской психологии.
— Я разбираюсь в воспитании детей, — возразила Сюзан. — А это несколько другое.
— Но мне понадобится помощь.
— Тебе еще много чего понадобится. Этот парень не может не быть трудным, это ясно, как божий день. Они же просто делят его, как какую-нибудь вещь. А что ты знаешь о чаяниях подростка-неврастеника?
— Я думал, ты мне расскажешь.
— Основываясь на опыте с тобой?
— Я не неврастеник.
Сюзан повернула ко мне лицо. В полумраке я заметил, что она улыбается.
— Что правда, то правда, — проговорила она. — Ты, конечно, трудный мальчишка, но уж неврастеником тебя никак не назовешь.
— Но парня нужно увезти от таких родителей. Не сдавать же его в приют.
— Думаешь, с тобой ему будет лучше?
— Да.
— И сколько ты собираешься возиться с ним?
— Не знаю.
— И родных-то, любимых детей воспитывать трудно, — вздохнула Сюзан. — На работе я ведь сталкиваюсь только с неудачами воспитания. Ты бы видел, до чего могут довести ребенка родители — эти любящие папы и мамы, которые желают своим детям только добра, а в результате портят им жизнь. А здесь, по-моему, ты взваливаешь на себя непосильную ношу.
— Слушай, а как насчет твоего участка в штате Мэн?
Сюзан приподнялась на локте.
— Тот, что возле Фрайберга?
— Ну да. Помню, я обещал тебе построить там новый дом.
— Обещал. Когда будет время.
— Сейчас как раз время.
— Вместе с Полом?
— Да.
Она замолчала и, все так же приподнявшись на локте, посмотрела мне в глаза. По щекам размазалась помада. Я почти физически ощущал биение ее мысли. Красота была лишь одним из ее достоинств, которое бросалось в глаза с первого взгляда.
— Значит, трудовое воспитание, — наконец проговорила она.
— Парень понятия не имеет о жизни. Ничего не знает. Ему нечем гордиться. Ничего толком не умеет. Что у него есть за душой, кроме этого телевизора?
— Собираешься заставить его силой?
— Нет, он будет делать все сам, по собственной воле, — усмехнулся я. — Может быть.
Сюзан покачала головой.
— Легко сказать. На самом деле все гораздо сложнее. Чему можно научить человека, который не желает учиться? Это тебе не просто зарядка для мозгов. Здесь нужно воздействовать и на эмоции, и на психику. А вдруг у мальчика патология?
— Ему нечего терять, — возразил я. — По сравнению с тем идиотизмом, который он постоянно смотрит по телевизору, все что угодно будет прогрессом. Черт, да он готов смотреть даже мыльные оперы.
— Вообще-то я тоже их люблю, — улыбнулась Сюзан.
— Ну, твои-то убогие умственные способности я знаю. Но ведь кроме этого ты умеешь и еще кое-что.
— Только с тобой, мой сладенький.
— Ну так что, хочешь встрять в это дело?
— В спасение Пола Джакомина?
— Да.
— Я с удовольствием дам консультацию. Но не хочу, чтобы ты слишком уж увлекался всем этим делом. Шансы на успех ничтожны. А вдруг на следующей неделе у его мамаши закончатся деньги?
— Ну, когда закончатся, тогда и посмотрим.
— А ведь это произойдет довольно скоро.
— Женская интуиция?
— Поверь мне, — кивнула Сюзан. — Очень скоро.
Я пожал плечами.
— Но ты все равно его не бросишь? — спросила она.
Я промолчал.
— Не бросишь, нет, — покачала головой Сюзан. — Ты и сам это знаешь.
— Ему нужно быстро повзрослеть, — сказал я. — Нужно стать автономным. Это его единственная надежда. Он обязан стать мужчиной. Стать мужчиной в пятнадцать лет. Родители у него настоящее дерьмо. Он больше не может от них зависеть. Так что придется стать автономным.
— И ты покажешь ему, как это сделать?
— Да.
— Ну что ж, лучшего учителя ему не найти. Ты самое автономное существо, которое я знаю. Да, не очень-то приятная перспектива для пятнадцатилетнего мальчишки.
— А что, если он не сможет быстро повзрослеть? — спросил я.
Сюзан ненадолго замолчала.
— А весна в этом году запоздала, — наконец заметила она.
— Для Пола? Да уж. — Я безрадостно усмехнулся. — Его весна прошла. Теперь для него наступит ранняя осень. Если, конечно, у меня получится.
— И у него, — добавила Сюзан.
Глава 15
Было начало мая. Весело светило яркое весеннее солнце. Зеленели молодой зеленью деревья. С юга вернулись птицы, а на улицах замелькали спортивные трусы первых любителей бега, решившихся, наконец, подставить солнцу свои побледневшие за зиму ноги. Пол Джакомин вышел из дома, волоча огромный зеленый чемодан и белую сумку на завязках, с какими обычно ходят в прачечную. Не нем был все тот же тесный бушлат и коротенькие хлопковые брючки. Торчащие во все стороны волосы давно требовали стрижки. Он сгибался под тяжестью своего багажа.
Я сидел за рулем “форда-Бронко” — машины Сюзан, но, увидев Пола, вышел из машины, взял у него чемодан и бросил на заднее сиденье. Он поставил рядом белую сумку. Я заправил внутрь свисающие на пол завязки и, нажав кнопку, поднял стекло. Из дома показалась Пэтти Джакомин. Бледно-зеленые брюки, лиловая блузка, белый блейзер. Огромные темные очки, яркая помада. Ее дружок был так же великолепен, как и она: джинсы с лейбой “Пьер Карден”, туфли от “Фрай”, полурасстегнутая приталенная рубашка в синюю вертикальную полоску, серая блестящая жилетка. Его “понтиак” стоял на подъездной дорожке у дома Джакоминов.
— Насчет “понтиака” немного недодумали, — заметил я. — Не сочетается со всем остальным. Особенно с костюмчиком.
— Да, правда, — развел руками Стивен. — А вы что бы предложили?
— Ну, например, “порше”. Подчеркивает ваш утонченный континентальный вид.
— Да, наверное, — растерянно улыбнулся Стивен.
— Я обязательно напишу тебе, — обратилась Пэтти к сыну.
Тот молча кивнул. Она неуклюже попыталась обнять его, но не смогла, а лишь положила ему на плечо руку и похлопала по спине. Мальчик стоял не шевелясь. Затем все так же молча отвернулся и забрался на переднее сиденье “Бронко”. Я уселся за баранку.
— Пока, — махнула рукой Пэтти.
— Пока, — кивнул Пол, и мы тронулись с места.
Свернув на Эмерсон-роуд, я заметил в глазах у Пола слезы, отвернулся и устремил взгляд на дорогу. Он так и не заплакал. Мы выбрались на 495-ю трассу, доехали до 95-й и направились на север, к портсмутской развязке. За все это время Пол не сказал ни слова. Просто сидел и смотрел в окно, за которым проплывал однообразный горный пейзаж. Я вставил в магнитофон кассету Джонни Хартмана, подумав, что пора бы уже заняться его “образованием”. Но он не обратил на это никакого внимания. Выехав на развязку, мы свернули на платную магистраль “Споулдинг” и, проехав несколько километров, перебрались на 16-ю трассу. Теперь машина неслась по деревням и поселкам Новой Англии. На полях паслись коровы. Вдалеке виднелись сельскохозяйственные постройки. То и дело в окне мелькали магазинчики, торгующие такими продуктами, о каких уже давно забыли городские жители.