Понятно, что все эти поиски аналогий-сходств поначалу носили несколько шутейный характер. Тем более, что Словакин хотя и знал творчество Чехова на уровне студента-филолога, но близким себе по духу писателем его не считал: ему роднее были Достоевский, Толстой, Булгаков… В своё время ещё и неудачные постановки «Чайки», «Дяди Вани» и «Вишнёвого сада», на которых довелось ему подряд побывать, отвратили его от Чехова-драматурга. Но вот теперь он разыскал в своей домашней библиотеке пару томиков прозы Чехова, проглотил залпом, тут же пробежался по букинистическим отделам книжных магазинов и отыскал-купил академический 30-томник Чехова издания 1980-х. Стоил он пустяки по нынешним временам, всего-то три тыщи, но и выглядел соответственно: сверху голубенький коленкор обложек с полустёршейся позолотой букв, внутри плохо пропечатанный текст на пожелтевшей газетной бумаге – типичное советское массовое издание.
Он прочёл-впитал тридцать томов от первой до последней буквы – с предисловиями, вариантами, комментариями и примечаниями. Магия чеховской прозы не совсем была ясна Словакину. Некоторые вещи («Дом с мезонином», «Скучная история», «Дуэль», «Дама с собачкой»…) буквально сбивали ритм его сердца, и он долго ещё ходил после прочтения потрясённый, качая от упоения головой и сам с собой разговаривая. Пытаясь хоть как-то определить своеобычность внешне простой прозы Чехова, он сформулировал это так: можно спародировать стиль-письмо Достоевского, Толстого и даже Бунина, а вот Чехова – и пытаться нечего!
Естественно, следом за собранием сочинений Словакин проглотил ещё и несколько биографических книг об Антоне Павловиче. Он буквально заболел Чеховым! И всё чаще, всё настойчивее размышлял о вероятности-возможности реинкарнации. А что, почему бы и нет? Чехов родился в 1860-м, а ровно через век – он, Словакин. Более того, родился именно 15 июля, в день, когда Антон Павлович из жизни ушёл. И пусть по старому стилю это было 2-е число – сама дата, 15 июля, засветившаяся в биографиях обоих, красноречива и важна. Тогда же у Александра и мерцнула мысль: а что, если б ему было суждено уйти из жизни, скажем, 15 июля, именно в день ухода Антона Павловича и свой день рождения? Или, ещё лучше и сопряжённее, – 29 января, в день его рождения? И, само собой, тогда же начал и зарождаться-оформляться сценарий финальных минут: мол, хорошо бы уйти из этой жизни не случайно и внезапно в результате несчастного случая или от банального инфаркта, а торжественно и сценично как Чехов – произнести-выдохнуть на немецком «Ich sterbe…»[2] (хоть врач рядом будет и русский), выпить бокал шампанского, взглянуть последний раз на плачущую жену и, отвернувшись к стене, утихнуть навсегда…
Смущали Словакина в зарождающейся мечте два обстоятельства. Первое: он уже достиг возраста Антона Павловича, но умирать пока вроде не собирался – наоборот, после нескольких лет трезвости организм его начал работать как часы, он явно помолодел и встряхнулся. А второе: проведя ревизию всего им написанного, Александр Павлович обнаружил, что выдал к своим сорока четырём годам всего томов 15, из которых издано было только 11, так что о 30-томнике пока оставалось только мечтать. Причём, четыре готовых к изданию книги (два романа и два сборника повестей и рассказов) застряли напрочь: свой родной «Голос» теперь издавал авторов только за их счёт или на деньги спонсоров, а крупные коммерческие издательства вроде «АСТ» или «Эксмо» такую прозу, созданную, скажем так, в русле русского классического реализма, отметали начисто.
Впрочем, мечтать и расстраиваться Словакин не стал, а поставил перед собою чёткую сверхзадачу: работать на будущее (ведь не вечно же этот коммерческий хаос-беспредел будет длиться и в жизни, и в литературе!) – упереться рогом и выдать на гора собрание своих сочинений аналогичное чеховскому. Причём, 30-томник в полном смысле слова – в виде готовых оригинал-макетов с предисловиями и комментариями к каждому тому. Таким образом, его грандиозный план-проект сложился из двух составляющих – творческой и технической. Созидательной компоненте он решил посвящать вечера и выходные; производственно-технической – рабочие дни.