- Папа!
- Здесь я.
- Светланка убежала.
- Я так и понял.
Мария - мама любимой внучки, несмотря на свои 24, была не по годам разумной и расчётливой. Она всегда чётко знала, что ей нужно, но никогда не ставила перед собой несбыточных целей. Зато, если уж Мария чего задумала, то добивалась этого всеми доступными средствами. Она и мужа себе выбрала подстать: Виктор, худосочный и молчаливый мелкий клерк в небольшой торговой компании своего отца, никогда с ней не спорил и всегда слушался. Когда они собирались играть свадьбу, Лев Михайлович спросил дочь, любит ли она своего избранника? Та на него посмотрела недоумённым взглядом:
- Какая любовь, папа?! Мы же в двадцать первом веке живём! С Виктором мне удобно, понятно?
Буряков часто вспоминал, как опешил тогда от этих слов, как внезапно увидел свою дочь другими глазами: красивая яркая блондинка, которой он всегда про себя гордился, оказалась банальной и хитроумной эгоисткой.
- Мария, - возмутился он тогда, - это же лицемерие! Нельзя на этом строить свою жизнь!
- Да? - холодно усмехнулась дочь, - а вы с мамой, на чём свою строили, на любви? И как?
С тех пор Буряков от Марии отстранился и, хотя она единственная из дочерей изредка позванивала и приглашала в гости, он предпочитал встречаться "на стороне".
- Папа! - голос Марии вернул его из воспоминаний. - Как поживаешь?
- У меня всё хорошо, дочь.
- Как здоровье?
- Пока не жалуюсь.
- Не скучаешь?
- Нет, - усмехнулся Буряков, - мне теперь некогда скучать.
- Почему же именно теперь?
- А ты у мамы спроси.
- Пап, да ладно тебе! - примирительно сказала Мария. - Не заводись, подумаешь, про завещание тебе напомнили.
- Так ты в курсе?
- Конечно! У нас женский семейный совет был.
- Вот как? - Лев Михайлович хотел тут же заявить, что старшие сёстры об этом умолчали, но осёкся, вспомнив, что они просили сохранять свои визиты в тайне. - Прямо заговор.
- Пап, ты же хороший! Зачем так всё воспринимаешь?
- Как так?
- Агрессивно. Это просто жизнь, в которой родители стареют, а дети продолжают жить.
- Верно, Мария, только вот рассуждать об этом хорошо, будучи ребёнком, а не стареющим родителем.
- Я понимаю и сочувствую, - дочь запнулась, - и когда-нибудь прочувствую то, что ты сейчас говоришь.
- Да, наверно, - Буряков ощутил, как стал застывать без движения. - Мария, я был рад услышать и тебя и Светика, но извини, я в бассейне....
- Ой, я не знала, смотри не утони, - засмеялась дочь.
- Не имею права, завещание пока не готово. Ты это имела в виду?
- Нет, ты всё-таки вредный человек!
- Вредный?! - возмутился Буряков. - Так подожди-ка. - Он вылез из бассейна и, надев халат, уселся в кресло. - Ты здесь?
- Здесь, здесь, - засмеялась Мария.
- Значит, я вредный?
- Ещё какой!
- Ты же только что говорила, что я хороший!
- Одно другому не противоречит.
- Железная логика, - съязвил Лев Михайлович.
- Женская, - в том же тоне добавила Мария.
- Ох, дочь, тебе не кажется, что ты неразумно ведёшь беседу?
- Это почему же? - удивилась Мария.
- А вдруг твой вредный отец рассердится и с завещанием тебя прокатит?
- Ха! - усмехнулась Мария. - Здесь я спокойна, разве ты сможешь обделить любимую внучку?
- Ну, хитра! - покачал головой Буряков. - Всё просчитала!
- А как же, на том стоим! Ты приезжай, Светланка тебя правда ждёт.
- Хорошо, созвонимся.
Буряков положил смолкнувший телефон на столик, и задумчиво откинулся на спинку кресла. Странно, что разговор не вызвал у него отторжения. Возможно, это из-за Светика? Едва подумав о младшей внучке, Буряков вновь заулыбался. Права Мария, всё просчитала. "Может быть, мне и в самом деле завещание написать? - подумал он и тут же помрачнел. - Ага, а потом они на семейном совете киллера мне наймут. Нет, уж, погожу пока!".
В ожидании выходных Варвара и Серафим под бдительным оком Бурякова надраивали дом, особо уделив внимание бассейну и бане. Нельзя сказать, что Лев Михайлович очень надеялся на совместное купание, это было бы сверх всяких мечтаний, но вдруг? Он поймал себя на мысли, что душевно помолодел, иначе как можно было объяснить это необоснованную надежду на мифическое "а вдруг"? В нём словно родничок открылся с потаённой энергией, давно забытой, почти утраченной. Буряков носился по дому, мысленно оглядывал своё жилище глазами своей избранницы, и находил огромное количество всяких досадных мелочей: то царапина на паркете, то кусок плинтуса отклеился, то пятно на стене. Все недостатки заносились им в маленькую записную книжечку, чтобы ничего не упустить. Параллельно Лев Михайлович обдумывал, чем же занять и удивить взыскательную соседку. Он перебирал шикарные московские рестораны, смотрел в интернете театральные афиши, расписание выставок и ни на чём не мог остановиться. Всё казалось или скучным, или банальным, или и тем и другим одновременно. В тоже время Буряков понимал, что повтор камерного обеда неуместен, во всяком случае, в ближайшее время.
В пятницу он проснулся с ощущением тяжёлой ноши за плечами. Давно он не испытывал этого гнетущего состояния, с тех пор, как избавился от бизнеса. Буряков сел на кровати, пошевелил пальцами на ногах, повздыхал, зевнул. Ни сил, ни свежих мыслей не было. "А ещё говорят, что утро вечера мудренее", - проворчал он и тут его взгляд наткнулся на цветок на подоконнике, и в голову вошла идея. Лев Михайлович повеселел. Наскоро одевшись, он пролетел мимо изумлённой Варвары, даже не пожелав ей доброго утра. Уже с лестницы Буряков крикнул: "Доброе утро!" и умчался наверх. Варвара, глядя вслед, озадаченно покачала головой.
- Совсем не в себе человек! - громко сказала она.
- Кто не в себе? - заглянул на кухню муж.
- Да Лев Михайлович наш, кто ж ещё!
- А, - ухмыльнулся Серафим, - околдовала его таки соседка.
Буряков заскочил в зимний сад и, остановившись посредине, внимательно огляделся. "Да, - удовлетворённо подумал он, - здесь мы с Аллочкой и поужинаем! Или пообедаем? - Лев Михайлович махнул рукой. - Там видно будет!". Он прошёл к выходу на большой балкон, глянул на ковёр из первого снега и победно улыбнулся.
Серафим Петрович принялся исполнять замысел влюблённого хозяина под его руководством и при личном участии. Просторный балкон был тщательно очищен от снега, на нём собрали летние качели и установили мангал с запасом дров. В прохладном зимнем саду поставили два обогревателя и в районе бара огромные окна задрапировали бархатными шторами. Варвара, критически оглядев результат деятельности мужчин, что-то проворчала себе под нос, потом вдруг улыбнулась и лукаво посмотрела на хозяина.
- Лев Михайлович, вы такой затейник!
- Нравится?
- Мне да, особенно зимние качели, а уж как для... - женщина красноречиво развела полными руками.
- Петрович! - обернулся Буряков к Серафиму. - Поезжай на рынок, привези самого хорошего мяса.
- Свинину?
- И телятину, и баранину. Овощей подкупи ну, ты знаешь.
- Сделаю, Лев Михайлович!
- Варвара Ильинична, потрудишься?
- Замариную в лучшем виде. Лев Михайлович! - спохватилась вдруг она. - Вы ж у меня не завтракавши!
- Не хочу, - махнул рукой Буряков, - кофе в кабинете попью.
- Так я вам блинчик с мясом положу?
- Парочку, - кивнул Буряков и все засмеялись.
Гучкин позвонил ближе к обеду.
- Привет, Михалыч!
- Здравствуй, Саша. Есть что сообщить влюблённому другу?
- Есть, друг, конечно есть.
Манера разговаривать у Гучкина всегда была ироничная, но в этом месте у Бурякова внутри похолодело, неужели что-то гадкое раскопал?
- Эй, Лев Михайлович! - усмехнулся голос Гучкина. - Расслабься, чистая твоя барышня.