- Доброе утро! - в комнату вошёл Серафим с подносом, уставленным лёгкой закуской и бутылкой с жидкостью чайного цвета.
- Это что? - удивился Буряков.
- Поправка здоровья, - улыбнулся Серафим, пыхнув табачным духом. - Варвара прислала.
- Ну, раз Варвара, - сдался Буряков, - тогда ставь на столик и наливай в две рюмки, один пить не буду.
- Само собой!
- Кстати, Петрович, это что за лекарство, - спросил Буряков, просматривая на свет несколько мутноватую коричневую жидкость в рюмке.
- Это, Лев Михайлович, самогон на травах! Специальный рецепт для возврата здоровья.
- Да? Что ж, давай лечиться.
Самогон пился удивительно легко и лечил изумительно быстро. Скоро бутылка наполовину опустела, захотелось есть.
- Так! - скомандовал Буряков. - Петрович, шагай вниз, попроси супругу, пусть сообразит закуску посерьёзнее, я сейчас приду, будем с тобой дальше лечиться.
К полудню Буряков и Серафим были сыты и пьяны. Они просили у Варвары "ещё капельку", но непреклонная повариха категорически отказала и отправила их спать. Мужчины подчинились. Через пару минут Буряков сладко спал у себя на постели, скинув лишь тапочки. В дверь заглянуло довольное лицо Серафима. Он прикрыл дверь и кивнул супруге.
- Спит!
- Фима, ты тоже отправляйся! Вечером будешь третий этаж и балкон убирать.
- Хорошо, покурю только и лягу.
Проснулся Буряков вполне в удовлетворительном состоянии и, увидев на столике стакан молока, с удовольствием его выпил. В голове просветлело, мозг начал соображать. Первым позывом было позвонить Гучкину, у того связи были обширными, можно было любую экспертизу заказать, но что-то его останавливало. Может быть то, что хрустальный штоф был его подарком? Оставался только один вариант: позвонить своему бывшему начальнику, тот дорос до генеральских звёздочек и возглавлял одну из ветеранских организаций, уж он сообразит, что дальше делать. Думая обо всём этом, Буряков по-прежнему избегал окончательных выводов, он просто выполнял некую программу действий, стараясь не вдумываться в их смысл, потому, что смысл был страшным.
Буряков потянулся к мобильному телефону.
- Иван Прокопьевич, здравия желаю!
- Спасибо, но прошу представиться, - ответил густой бас.
- Майор запаса Буряков Лев Михайлович беспокоит.
- А, Лёва, не узнал, богатым будешь. Хотя, - в трубке раздался смешок, - ты, кажется уже?
- На жизнь хватает, Иван Прокопьевич.
- Ну и хорошо. Что стряслось?
- Увидеться надо.
- Сегодня?
- Именно сегодня.
- Хм, ладно, приезжай на квартиру. Адрес помнишь?
- Так точно.
- Жду.
Буряков вызвал такси, взял пару бутылок виски, вчерашний шашлык и ещё многое из того, что наготовила Варвара. Его бывший начальник Фетюшин любил поесть и выпить. Для Варвары Буряков оставил на кухонном столе записку, что будет завтра.
Фетюшин уже лет десять после похорон жены жил один. Его звала к себе единственная дочь, но он категорически отказывался переезжать к ней, приговаривая, что любить друг друга легче из отдельных квартир. Такси свободно проехало по вечерним воскресным московским улицам и выехало на бульварное кольцо. Вот и нужный дом из жёлтого кирпича, такие когда-то называли цековскими. Большая двухкомнатная квартира с высокими потолками и массивная мебель из ценных пород дерева даже сейчас вызывала почтение. Фетюшин встретил бывшего подчинённого в домашних брюках, рубашке и пиджаке. Они обнялись.
- Ну, проходи, - хозяин квартиры оценил пакеты в руках Бурякова одобрительным взглядом. - Пошли пакеты твои разгружать, я как знал, столик сервировал.
В большой комнате стол был накрыт скатертью и расставлена посуда. Разговор мужчин затянулся далеко за полночь. Генерал пил виски, курил и внимательно слушал своего гостя, поглядывая из-под густых буро-серых бровей.
- Вот так, Иван Прокопьевич, влюбился, как мальчишка, замуж позвал, а теперь не знаю, что и подумать.
- А ты хоть информацию по своей невесте пробил? - пробасил укоризненно Фетюшин.
- Пробил, - печально кивнул Буряков.
- Пробил?! - глаза генерала удивленно сверкнули. - А говорил, что влюбился без памяти?
- Да случайно получилось, мой бывший зам по безопасности позвонил, ну и помог.
- Бывший зам? Это не такой тощий, вертлявый?
- Иван Прокопьевич, не уж-то помните?!
- Помню я этого хлюста, больно уж ко мне подлизывался.
- Надо же! Я и не знал.
- Я тебе, Лёва, не говорил, отшил его сразу и всё. Ты лучше скажи, он тебе часто звонит?
- В год под расход.
- Так я и думал.
Буряков недоумённо посмотрел на Фетюшина.
- Иван Прокопьевич, вы что, Сашку подозреваете?!
- А что прикажешь делать? - генерал глухо кашлянул и принялся загибать пальцы. - Тебя и деньги твои знает, раз. Позвонил, словно под руку подвернулся, (так ведь?) это два. Предложил проверить и проверил, это три. Это уже тебе не хухры-мухры, а оперативная цепочка фактов!
- Иван Прокопьевич, бросьте! Не может у Аллочки быть никакой легенды! Невозможно так притворяться.
- Эх, - крякнул генерал и наполнил рюмки. - Плохо ты баб знаешь, Лёва! Давай-ка, выпьем!
Они чокнулись, Фетюшин выпил до дна, а Буряков чуть пригубил.
- Сачкуешь, - добродушно усмехнулся генерал, целясь вилкой во что-нибудь на столе.
- Не лезет, второй день не просыхаю.
- Кстати, - пережёвывая кусок шашлыка, поинтересовался генерал, кивая на пакет со штофом, - а посудина эта у тебя давно?
- Нет, друг на новоселье подарил, сам распаковал, сам в сервант поставил, - Буряков поднял несколько затуманенный, но явно недоумённый взгляд на бывшего начальника. Тот ехидно улыбался.
- И кто у нас друг?
- Сашка Гучкин, - прошептал Буряков. - Нет! - он замотал головой. - Не может быть, это случайность!
- Может и случайность, - хмыкнул, Фетюшин, - а может четвертый фактик, так что, разбираться однозначно надо. Вот что, ты ложись здесь на диване, завтра встанешь, помоешь всё и приберёшься.
- Есть прибраться.
- И из моей квартиры ни ногой! - гулко приказал генерал.
- Но, Иван Прокопьевич! ...
- Цыц! - прервал его Фетюшин. - Позвони своим, придумай что-нибудь. Если мои догадки пустыми окажутся, то в бутылочке твоей просто духи, а если верными, так ведь и пулю тебе всадить могут.
Наутро Буряков вновь проснулся с больной головой.
- Да что ж это такое? - думал он, не раскрывая глаз. - Опять башка раскалывается! Так ведь и...
Лев Михайлович сел на диване и мутным взором огляделся. За окном было светло, на столе среди тарелок с остатками закусок высилась трёхлитровая банка с красными помидорами. К банке был прислонен листок с надписью крупными буквами: "Пей рассол, жди меня!". Буряков так и сделал, после чего со стоном улёгся обратно на диван. Второе пробуждение было уже более комфортным. Он посмотрел на часы, четвёртый час! Вскочил, принялся спешно прибираться.
Генерал прибыл к шести вечера, прошёл в комнату, довольно огляделся.
- Молодец, приятно посмотреть.
- Так что, Иван Прокопьевич?! - вскочил с кресла Буряков, выключив телевизор.
- Лев, ты влип! - Фетюшин громко отодвинул стул и бросил на стол папку. - Садись, а то рухнешь ещё!
Буряков, побелев как снег, ухватился за спинку стула. До последнего мгновения он не верил, гнал от себя дурацкие мысли, вспоминал свою Аллочку, одновременно странным образом ощущая опустошённость в сердце, его любовь словно бы съёжилась в крохотный комочек. Он сел на стул и твёрдо взглянул в глаза генералу.
- Я готов.
- Отлично! - генерал придвинул к себе папку и вытащил лист с текстом и фотографию. - Вот твоя дама. Узнаёшь?
Буряков рассматривал цветное фото красивой женщины с короткими чёрными волосами, в которой лишь угадывались знакомые черты и понимал, что встретив на улице, вряд ли смог бы признать в ней свою Аллочку.