- Всё нормально, Иван Прокопьевич, я бы обязательно спросил, - Буряков достал из кармана деньги. - Связи надо кормить.
- Лучше смазывать, - крякнул Фетюшин, в смысле хохотнул, но тут же вновь стал серьёзным. - Лёва, мне сказали, что тебя днями пригласят в управление подъехать.
- Зачем?
- Это, я друг мой, не знаю.
- Так я ж всё вроде рассказал?
- Тогда повторишь, людям для работы нужно. Хорошо?
- Да, без проблем, - Буряков наморщил лоб, вспоминая какой-то вопрос. - О, вспомнил! Иван Прокопьевич, про Гучкина вам что-нибудь известно?
- Бывший зам твой на нарах сидит, допросов дожидается.
- Да ладно? - упавшим голосом переспросил Буряков и медленно опустился на стул. - Я ж его другом считал.
- Этот "друг" уже больше года у банды наводчиком работает. Клиентура, сам понимаешь, у него подходящая.
- Но зачем?! Как он мог? Ему же доверяли, платили немало!
- Значит мало! - констатировал Фетюшин и добавил: - Чужая душа потёмки, кто ж в ней разберётся?
- Следователь, - мрачно ответил Буряков, - потом прокурор.
- Во-во! Роман Игоревич мне сказал, что когда Гучкина взяли, тот искренне удивился и сказал, что всего лишь хотел заработать на "уютное гнёздышко" в тёплых краях.
- Вот гад! Как же мне теперь людям доверять?!
- Не хотел говорить, но скажу, как раз Гучкин тебя в больнице и пробивал, посещения требовал, мол друг при смерти! - Буряков побледнел при этих словах, Фетюшин подошёл, похлопал его по плечу. - Ничего, Лёва, не унывай, хороших людей всё равно больше. Вот они мне, кстати, в уши и шепнули, что в твоей машине жучок нашли.
- Какой жучок? - Буряков недоумённо уставился на генерала.
- Обыкновенный, спутниковый. Так что ты под колпаком ездил. Потому и чокнутого профессора встретил, поджидал он тебя.
- Зачем?
- А кто ж его знает, он же чокнутый.
Как ни уговаривал Фетюшин переночевать ещё ночку, отметить событие, Буряков наотрез отказался, сказав, что его ждут люди, которые за него волнуются. Он нисколько не лукавил, он действительно волновался за Варвару и Серафима, как они там пережили эти дни? Перенервничали, наверное!
Когда такси проезжало мимо калитки 44 дома, мелькнуло горящее окно на кухне, ясно, что это хозяин приехал, но сердце всё равно дрогнуло.
Серафим, дымящий на крыльце, всплеснул руками и спешно затушил сигарету.
- Лев Михайлович, наконец-то! - крикнул он радостно и бросился навстречу. - Вы как?
- Всё хорошо, - Буряков пожал ему руку, - я цел и невредим.
- А то нам тут такого наговорили....
- Петрович, спокойно, всё объясню.
- Ой, что же это я, - спохватился Серафим, - надо Варваре сказать!
- Беги и оба приходите на кухню.
Сам Буряков, не раздеваясь, поднялся к себе в кабинет и направился к письменному столу. Схватив портрет Ерёминой он, не глядя, кинул его в мусорную корзину.
- Вот так! - громко сказал он и вышел из кабинета.
Впервые за последнее время Буряков почувствовал себя вновь спокойно и среди "своих". Варвара и Серафим, перебивая друг друга, взахлёб рассказывали, как позвонили им о ДТП, сказали, что хозяин головой сильно ударился, без сознания, как переживали они, хотели навестить, да им строго запретили по "стабильно-реанимационным показаниям".
- Каким?! - переспросил Буряков, едва сдерживая смех, но Серафим, беспомощно взглянув на Варвару, второй раз выговорить не сумел. Он виновато развёл руками, все засмеялись.
В среду к Варваре с Серафимом вдруг заявилась Ерёмина.
- Лев Михайлович, как же она ахала и охала! - рассказывала Варвара. - Даже я поддалась, в дом пригласила, всё ей рассказала про ДТП, про реанимацию. Так это прохиндейка на обратном пути сначала в гостиную сунулась, на сервант зырк, а штофа с её платочком нет! Спрашивает (вот нахалка!), где штоф с её платочком, я и отвечаю, хозяин в свой кабинет унёс. Я и правда так подумала, а она плечиками повела, мол ей всё равно и шасть по коридору в гараж. Пока я ей крикнула, что выход не там, так она туда успела заглянуть. Машина-то ей, зачем понадобилась?
- Проверяла правдивость ДТП, в сводке ведь проходило, что я на такси ехал.
- Так, Лев Михайлович, - удивился Серафим, - вы ж действительно на такси уехали, я видел.
- Всё-то ты видишь, Петрович, - улыбнулся Буряков. - И главное, оба вы себя очень правильно вели, спасибо и за волнение и за участие. - Он склонил голову.
- Да что вы, Лев Михайлович, - засмущалась Варвара, - мы ж к вам, как к родному просто....
- Да, - кивнул Серафим.
- Я знаю, и поэтому, - Буряков сделал многозначительную паузу, - отправляю вас в отпуск!
- Куда ж это зимой?! - испугалась Варвара.
- На остров Маврикий!
- Это где ж? - спросил Серафим, округлив глаза.
- Рядом с Мадагаскаром.
- Где?! - хором переспросили Серафим и Варвара.
- Короче, рядом с Африкой. Международные паспорта сейчас быстро делаются.
- А у нас есть, - сказала Варвара гордо. - Мы с Фимой в прошлом годе в Турцию собирались.
- Съездили?
- Нет, - покачал головой Серафим, - огород перетянул.
- Точно! - кивнула Варвара.
- Всё, решено! А пока вы не оставили меня здесь одного, Петрович, затопи-ка баньку!
Казалось, Льву Михайловичу, можно расслабиться, всё забыть и жить дальше, но ожидание вызова в Интерпол не давало ему покоя. Он боялся очной ставки с Ерёминой, не представлял, как сможет смотреть ей в глаза, пусть она преступница, но память сердца вызывала жалость. Через три дня позвонил сотрудник Интерпола Иванов, внимательно выслушал причитания Бурякова и успокоил.
- Лев Михайлович, не волнуйтесь, встречи глаза в глаза не требуется, по международным стандартам достаточно заочного опознания.
Буряков не вполне понял, что это такое, но так или иначе, ехать было нужно. И вот, он стоит в полутёмном кабинете и смотрит через огромное окно в соседнюю комнату, где сидят пять, схожих друг с другом женщин в бело-красных спортивных костюмах и среди них вторая слева его бывшая Аллочка. Она странно изменилась: спутанные пего-чёрные волосы, осунувшееся лицо с невесть откуда появившимися морщинами и потухший взгляд. За спиной Бурякова стоит Иванов и ещё два человека в полицейской форме, за столом сидит четвёртый, ведёт протокол.
- Вы Буряков Лев Михайлович? - раздался голос из-за спины.
- Да.
- Предупреждаем, что ведётся видеосъёмка опознания.
Буряков кивнул.
- Лев Михайлович, прошу сообщить следствию, знаете ли вы кого-либо среди этих пяти женщин? Вам хорошо видно?
- Вполне.
- Итак?
- Вторая слева моя бывшая невеста Ерёмина Алла Владимировна.
- Вы уверенны?
- Абсолютно.
За спиной послышались приглушённый разговор, затем громко зазвучал тот же голос.
- Лев Михайлович, мы вас благодарим, опознание окончено.
Когда Буряков вышел из управления, было ощущение, что ему сделали промывание души.
Прошло две недели. Белый снег задорно поскрипывал под подошвами на прогулках, словно оповещая, что зима окончательно вступила в свои законные права. Постепенно забывались недавние эмоциональные бури, безвозвратно угасала былая любовь. Нет, поправлял сам себя Буряков, не любовь, а её отражение, проекция любви. Душа Льва Михайловича словно бы размякла, его уже не раздражали мысли о завещании и звонки дочек не казались обузой, только звонков пока не было. "Видимо, в засаде сидят" - мысленно иронизировал Буряков.
Путёвки на Маврикий он оформил и теперь с интересом наблюдал, как Варвара и Серафим то и дело отъезжали в магазины, то за новыми чемоданами, то за купальниками, то за панамами. Для них эта поездка много значила, гораздо больше, чем Буряков мог предположить и он радовался, что смог предоставить по-настоящему близким, хотя и не родным людям, эту радость.