Недалеко от участка сержанту повстречался Томас Лэкан, ставший таким же стариком, как и он сам, ведь они были ровесниками.
— Привет, Томас…
Тот посмотрел на него невидящим, отсутствующим взглядом, и Коппин невольно вздрогнул. Его голос исходил тоже как-будто издалека.
— Привет…
— Томас, старина, рад вас видеть… Мы ведь старые друзья… Я поэтому вполне разделяю ваше горе, во всяком случае, в большей мере, чем если бы оно постигло более молодого человека, чем вы или я…
— Какое горе?
Сбитый с толку подобным вопросом, Саймус не сразу подобрал нужные слова.
— Но, как же, Томас, ведь у вас погибла дочь?
— Вы, должно быть, ошиблись, сержант, моя дочь Кэтлин чувствует себя превосходно. Сейчас она на ферме и готовит для своего отца паштет, а я с возрастом все больше люблю вкусно поесть… Кэтлин — отличная дочь, сержант.
— Безусловно, Томас, но… я ведь говорю о другой вашей дочери — Патриции, Петси!
— Вы ошибаетесь, сержант, у меня нет дочери с таким именем!
И, оставив стоять на месте недоумевающего полисмена, Томас Лэкан пошел дальше по своим делам. Понимая, что за этим упорством скрываются невероятная боль и горе, гигант Саймус Коппин стоял и чувствовал, что на глаза ему наворачиваются слезы, чего с ним не бывало уже очень давно.
Майк О'Хегэн курил свою неизменную трубку, когда в кабинет вошел сержант. Они так давно работали вместе, что зачастую не нуждались в словах, чтобы понять друг друга.
— Что-то не так, Саймус?
— Я только что встретился с Томасом Лэканом.
— Как он воспринял то, что произошло?
— Он никак это не воспринял, Майк. Он утверждает, что Петси — не его дочь и ничего не хочет знать.
— Немного мальчишеская защитная реакция, но… она вызывает симпатию, верно?
— Лисгулд отказался от жалобы.
— Тем лучше!
— Я побывал у О'Мирея.
— Ну и как?
— Все это глупо, Майк… Если бы я был помоложе, то написал бы рапорт об отставке.
— До такой степени, Саймус?
— До такой, Майк.
Они еще с минуту помолчали, а потом сержант добавил:
— Старик Дулинг скоро умрет… Это вопрос нескольких дней, а, может, и часов.
— Он знает об этом?
— Он сам мне это сказал.
— Как он держится?
— Как порядочный ирландец.
Они опять помолчали. Вдруг, как бы говоря с самим собой, комиссар прошептал:
— Может, пока не стоит арестовывать его племянника, пусть с миром закончит последние дни…
— Не думаю, Майк, что он сможет умереть с миром, если мне не удастся схватить за шиворот убийцу Петси Лэкан.
— Но…
— Он уверен, что Игэн здесь ни при чем, и у него нашлись веские аргументы, Майк.
— И они оказались настолько вескими, что вы сами теперь верите в невиновность О'Мирея?
— Почти, Майк.
Не встретив Этни О'Брайен, сержант не мог ей передать предупреждение Норы, и поэтому на следующий день пути этих женщин сошлись в бакалейном магазине Дайона О'Нейла.
Уже три поколения О'Нейлов царствовали в мире пакетов чая, коробок с порриджем и кульков с конфетами. Следует сказать, что эта почтенная семья бакалейщиков принадлежала к цвету населения Бойля, и О'Нейлы, прекрасно зная настоящее и прошлое почти всех жителей города, допускали в магазин только тех из них, которых считали порядочными людьми. Итак, стать клиентом О'Нейла, значило, в какой-то мере, получить удостоверение о порядочности, и ради этого многие были способны пуститься на любые низости.
В те дни, когда весь город говорил о смерти Петси Лэкан, семидесятипятилетний старик Дайон О'Нейл, сидя за кассой, наблюдал, чтобы ни одна паршивая овца не могла затесаться в стадо избранных. Обладая совершенно фантастической памятью, он приветствовал каждого клиента по имени и фамилии и никогда не ошибался, расспрашивая их о здоровье двоюродных братьев, тетушек или дядюшек, их супругов. Мисс О'Брайен была в числе привилегированных клиентов, так как еще ее мать делала покупки в магазине О'Нейла, а миссис Нивз, из уважения к доктору Дулингу, пользовалась теми же правами.
Этим утром мисс О'Брайен, сделав нужные покупки, как раз расплачивалась у кассы, когда на пороге магазина появилась Нора. Всех покупателей в магазине охватило какое-то непонятное волнение, а Дайон О'Нейл так и застыл с приподнятой рукой, позабыв положить в кассу монеты, которые он в ней держал. Его внучка Брайди, отпускавшая мелассу[2], пролила ее мимо пакета, а сын и наследник Дайона Фрэнк, наливавший в бутылку технический спирт, не заметил, что она давным-давно полна, и спирт льется прямо на пол. Поняв по взгляду миссис Нивз, что ей не избежать неприятного объяснения, мисс О'Брайен, совершенно уверенная в своей правоте, первой перешла в наступление, чтобы обеспечить, как она надеялась, окончательное преимущество в споре. В тишине, которая наступила с появлением Норы, мисс О'Брайен громко сказала: