— Таких людей, как Оуэн Дулинг, больше нет! Да отведет ему Господь в раю место, которое он заслужил!
Они единогласно повторили:
— Аминь!
Не вдаваясь в подробности, каким образом грешник может заслужить место в раю тем, что одурачил священника, сержант обратил внимание на допущенную доктором Дулингом по отношению к нему тактическую ошибку и на то, как она усилила его подозрения. Тем не менее, Томас Лэкан продолжал упорствовать.
— Итак, Коппин, вы считаете, что не только Игэн мог превратиться в убийцу, но еще и доктор Дулинг и моя сестра Нора могли бы разделить ответственность за совершенное им преступление, назвав себя его соучастниками? Может, мне стоит вам напомнить, что моя бывшая дочь была ее племянницей?
Прежде, чем полисмен успел ответить, Мив добавила резким тоном:
— Что с вами могло случиться, Саймус? Чтобы такой умный человек вдруг стал таким дураком…
Сержант грубо выругался, поднялся и заявил, что ему надоело терпеть, как его то одни, то другие обзывают дураком, и что дурак он или нет, а все же сумеет показать, на что способен, всем тем, кто не собирается считаться с законом! Он арестует Игэна О'Мирея и отправит в тюрьму! И если потребуется, он засадит под замок всех тех, кто становится на сторону человека, подозреваемого в совершении убийства!
Мив Лэкан вздохнула:
— Вам бы следовало ставить себе клизмы в межсезонье, Саймус!
Сержант был очень стыдлив и не мог допустить, чтобы о таких вещах говорили при всех.
Он грубо ответил:
— А вы — беспардонная и бесстыжая женщина, миссис Лэкан!
Не успел он еще окончить фразу, как великолепным правым, способным восхитить такого большого знатока этого искусства, как Саймус Коппин, если бы он сам не стал жертвой этого удара, Томас Лэкан отправил его за порог. А Кевин, перед этим успев добежать до двери, открыл ее перед ним. Саймусу показалось, будто, улетая от каких-то расплывчатых силуэтов, он, словно волчок, несколько раз крутонулся, потом услышал какой-то возглас, наткнулся на что-то мягкое и лишь затем утратил всякое ощущение действительности.
Шон подошел к отцу и пожал ему руку:
— Вы были великолепны, отец!
Супруги Стоквеллы, которые по-соседски направлялись в это время к Лэканам в гости, неподвижно застыли на месте при виде этой странной сцены. Будучи крепким человеком, Саймус Коппин быстро пришел в себя. Поначалу ему было очень трудно собраться с мыслями, и он не понимал, почему Стоквеллы разглядывают его, как какого-то диковинного зверя. Затем к нему постепенно возвратилась память, и он рявкнул на них:
— Чего уставились! А вы, Лэкан, черт вас возьми! Вы арестованы!
В этот момент раздался нежный голосок:
— Вы не могли бы встать, сержант? Знаете, вы очень тяжелый!
Полисмен только тогда понял, что лежал поверх бедной Кэт Лэкан, покрасневшее лицо которой свидетельствовало о крайнем смущении от такого положения и одновременно о том, что она вот-вот задохнется. Чтобы еще больше загнать Коппина в угол, негодяй Томас вместе с сыновьями подошел к нему поближе и обратился к Стоквеллам:
— Видели, как эта скотина Саймус обращается с девушкой, почти ребенком?
Стоквеллы, обрадованные тем, что смогут обязать соседа к ответной услуге, стали выражать негодование по поводу поведения Коппина. Томас лукаво добавил:
— Не знаю, возможно, мне придется вас заставить просить руки Кэт, которую вы публично скомпрометировали!
Сержант вскочил и потряс кулаком в сторону Лэканов.
— Вы!.. Ах вы!..
Но он вовремя понял, что действительно попал в щекотливую ситуацию, которой такие безнравственные люди, как эти проклятые Лэканы, не замедлят воспользоваться. Чтобы дать себе время на размышления, он стал старательно стряхивать с кителя пыль, а затем, взяв Кэт под руку, вернулся на ферму Лэканов. Стоквеллы поняли, что пришли не вовремя и вернулись обратно.
Лэканов не очень заботили последствия стычки, так как им хорошо была известна отходчивость Коппина. Когда дверь за ними закрылась и в комнате наступило глубокое молчание, Саймус неожиданно резко скомандовал:
— А теперь, все садитесь!
Они подчинились. Сержант отпустил руку Кэт.
— Садись и ты, малышка. Тебе не очень больно?
— Нет, мистер Коппин.
Полисмен посмотрел Томасу в глаза.
— Для своего возраста у вас еще крепкий удар!