Он не заметил, как полисмен вышел из кабинета.
За дверью кабинета дорогу Саймусу преградила миссис Нивз. Она была очень бледна, и Коппин понял, что она все слышала.
– Вы подслушивали?
Она утвердительно кивнула.
– Никогда бы не подумал, что вы способны подслушивать под дверью, миссис Нивз.
– Я всегда так делаю… Иначе, как бы мне удавалось утешать больных, которых не смог утешить доктор?
– Да, кстати, как там Дулинг?
– Он хотел бы вас видеть.
– Меня?
– Черт возьми, Саймус Коппин, я же вам уже сказала! Мне кажется, что в последнее время у вас голова забита черт знает чем, или я ошиблась?
Он ничего не ответил и стал подниматься по лестнице. Нора не провожала его до комнаты Дулинга. Сержант отлично понимал, что обвинение, которое он только что предъявил Игэну О'Мирею, потрясло всех обитателей сего дома. От этого ему было тяжело на душе. Он знал, что в дальнейшем ему будет еще труднее, но при этом он был человеком долга, и ничто и никто не могли его заставить изменить этому долгу. Даже по голосу, которым доктор Дулинг ответил на его тихое постукивание в дверь и просьбу войти, сержант понял, что его старый друг скоро умрет. Он уже давно не виделся с Дулингом, и его поразили перемены, происшедшие за это время с доктором. Один заострившийся нос достаточно красноречиво говорил о близкой кончине. Саймус попытался изобразить радость от встречи:
– Ну что, док, потихоньку скрипим?
– Садитесь, Саймус, и не будьте ребенком. Мы оба знаем, что я скоро умру, так что не стоит об этом говорить, ладно? Здесь мы не в силах ничего изменить. Кстати, мне немного жаль, что все должно случиться так скоро, потому что хотел бы пожить еще несколько педель, хотя бы для того, чтобы не дать вам натворить глупостей!
– Каких глупостей, док?
– Саймус… Я вас уже давно знаю… И всегда вас считал компетентным в своей профессии человеком…
– К чему вы клоните, док?
– Мне очень неприятно было узнать, что, достигнув почти пенсионного возраста, вы глупо себя ведете…
– В самом деле? И в чем же, скажите на милость?
– В деле об убийстве Петси Лэкан.
– Ах, вот в чем дело! Сначала миссис Нивз…
– А кому же еще?…
– Мне очень жаль, док, но с вашим племянником не все так просто.
– Сколько вам лет, Саймус?
– Скоро будет шестьдесят.
– И вы никогда в жизни по-настоящему не влюблялись?
– Конечно, да!
– Значит, это было слишком давно!
– Почему вы так считаете?
– Потому, что вы уже не помните, что может думать и как может поступать безумно влюбленный человек. Игэн любил Петси с тех самых пор, когда человек перестает думать только о соске во рту. Он никогда не представлял себе жизни без нее.
– Пытаясь его выгородить, вы только еще больше доказываете его вину, док. Эта страсть вполне может служить объяснением слепой ярости, возникшей у него после того, как он понял, что та, которой он больше всего верил, обманула его!
– Такое случается либо в дешевых романах, либо с людьми, не получившими образования, Саймус, но не с врачом, который, кроме всего прочего, научился сам бороться за жизнь других, и, тем более, не с гинекологом, который помогает новым жизням появляться на свет…
Коппин смущенно проворчал:
– Это все россказни, док!
– Саймус, не заставляйте меня сожалеть об уважении, которое я к вам испытываю всю свою жизнь. Я – старый пьяница, сержант, но за всю жизнь ни разу не совершил недостойного поступка… Во всяком случае, для личной пользы. Если бы я хоть на секунду мог допустить, что Игэн – убийца, то сам бы выдал его вам… Я ненавижу убийц… И моя прогрессия тоже к этому обязывает.
– Но Игэн сам мне признался, что в субботу вечером договорился бежать вместе с Петси!
– Вы сами льете воду на мою мельницу, Саймус. Племянник хорошо знал, что произошло с Петси, и доказательство тому – его драка с Лисгулдом в заведении Леннокса, но все же он по-прежнему продолжал ее любить…
– Это как-то непонятно.
– Как раз наоборот. Потому что Петси, которую он любил, все это время жила в его сердце и его мечтах, и эта Петси не могла с ним плохо поступить…
– Слишком сложно для меня, док… Я всего лишь полисмен в небольшом городке…
– Ладно, скажем так: Игэн слишком любил Петси, чтобы желать ей какого-бы то ни было несчастья, и никогда не смог бы ей причинить малейшей боли или страдания. Подобный тип влюбленных прощает все проступки потому, что постоянно думает, что та, которая изменила, опять станет для него такой же, как была прежде… Убить ее – значит лишить возможности возврата к прежнему, и, тем самым, навсегда ее потерять в материальном и духовном смысле. Вы понимаете?
– Не знаю… Что-то не совсем… Наверное, я слишком прост, док, чтобы постичь эти тонкости… Мне кажется, ваш племянник простил Петси ее скандальное поведение… В этом я с вами согласен. А ей кажется, что она по-прежнему любит своего друга детства… И, кроме того, профессия врача обеспечивает неплохое положение в обществе, верно? И тогда, поскольку она боится Лисгулда, а он боится скандала, они решают удрать поздним вечером… Игэн разрабатывает план побега и приходит на матч по боксу, чтобы никто ни о чем не мог догадаться… С этой точки зрения ему удалось обмануть меня. Затем, когда подходит назначенное время, Петси меняет решение… По какой причине? Не знаю… К ней приходит Игэн, и в приступе гнева и ревности, имея под рукой медицинский молоточек, он его хватает и наносит удар, но делает это слишком сильно. Увидев, что наделал, он пытается скрыться, но волей судьбы сталкивается с этой дурой О'Брайен… Вот и все. Мое предположение, док, основывается не на психологии, а на опыте и образе жизни жертвы.
– Петси не была настолько хитрой и испорченной, Саймус. Воплощением порока ее сделала обывательская мораль Бойля, потому что она вела себя не так, как все.
– Это еще нужно будет объяснить присяжным, а я думаю, это будет нелегко сделать.
– Невозможно, потому что присяжные сами находятся в плену у этой обывательской морали… Скажите, Саймус, я правильно понял, Петси была убита ударом в голову?
– В висок. Удар был нанесен… чем-то наподобие медицинского молотка для проверки рефлексов.
– Почему именно им? Разве его нашли на месте преступления?
– Нет, но ведь не я обнаружил тело. Однако форма раны, ее глубина как раз соответствуют такому молотку.
– И поскольку мой племянник – врач, этот предполагаемый молоток должен обязательно принадлежать ему?
– Не станете же вы говорить, что вас это удивляет?
– Меня удивляет то, Саймус, что он пошел на матч по боксу, захватив с собой такой неудобный инструмент. А вас – нет?
Задумавшись, сержант спускался по лестнице вниз, где его ждала Нора.
– Ну что?
– Что вы имеете в виду?
– Ему удалось убедить вас в том, что вы взяли неверный след?
– Для этого требуются другие доказательства, миссис Нивз… И все же эта история с молотком кажется мне выясненной не до конца…
– Хоть это!…
Саймус открыто посмотрел Норе в глаза.
– По многим причинам, миссис Нивз, я от всей души желаю, чтобы ваш воспитанник оказался невиновен… Я думаю, что это сделал он, но пока у меня будет хоть малейшее в этом сомнение, я не стану его арестовывать… Мне не хотелось бы огорчать доктора Дулинга, особенно в такую минуту… И потом, я… дорожу вашей дружбой, миссис Нивз.
Она была тронута, и по ее голосу это было заметно.
– Саймус, постарайтесь, пожалуйста, не допустить ошибки, о которой вы будете потом сожалеть всю свою жизнь. Я вырастила Игэна, и он неспособен ничего от меня скрывать – что бы с ним ни случилось… Когда я ему сообщила о смерти Петси, я сама видела, каким это было для него горем и как внезапно оно на него свалилось, следовательно, он ничего не знал… Знаете, Саймус, в двадцать семь лет человек не настолько отличается от мальчишки, детскую ложь которого я без труда разгадывала.
– Дети меняются незаметно для родителей…
– Но только не Игэн… Он остался таким же наивным, порядочным, верным… Вы даже не можете себе представить, сколько раз мне приходилось его ограждать от тех ненормальных, которые под предлогом консультации у врача приходят, чтобы его соблазнить как мужчину!