Не избежали горькой участи и двоюродные братья Серго -Дмитрий Георгиевич и Иван Георгиевич Орджоникидзе.
Летом 1937 г. на основании разработки, произведённой Давлианидзе, Хазан подписал постановление об избрании Д. Орджоникидзе меры пресечения — заключение под стражу, хотя, как он сам показал в суде, никаких материалов об антисоветской деятельности арестованного не было. Тем не менее, его обвинили в связи с «врагом народа П. Орджоникидзе». По постановлению тройки при НКВД Грузинской ССР от 21 декабря 1937 г., принятому с участием Церетели, он был расстрелян.
И. Орджоникидзе, обвинённый в проведении антисоветской агитации, постановлением той же тройки от 2 марта 1938 г. был лишен свободы на 10 лет. 11 июля 1940 г. Рапава утвердил постановление об отказе в удовлетворении жалобы И.Г. Орджоникидзе, в которой тот просил о пересмотре его дела, считая решение о лишении его свободы необоснованным.
В расследовании дела Д. Орджоникидзе вместе с Савицким участвовал и Парамонов. Насколько объективно велось расследование этого дела, может свидетельствовать хотя бы следующий вопрос, заданный Савицким арестованному на допросе 5 сентября 1937 г. Вот дословная цитата: «Мы вас предупреждаем, что в распоряжении, следствия имеются исчерпывающие материалы, изобличающие вас как члена антисоветской организации правых. Будете ли Вы сами говорить правду, или же мы вынуждены будем приступить к изобличение вас документальными данными и очными ставками?». Савицкий объяснил, что это был шаблонный вопрос, который ставился перед каждым арестованным. Здесь Савицкий был прав, действительно, каждому арестованному задавался такой вопрос-угроза, после чего следователи начинали «изобличать» этого арестованного. Как именно? Об этом уже сказано.
Постановление на арест Д. Орджоникидзе вынесено Хазаном, а утверждено Рапавой, который подписал также ордер на его арест. Д. Орджоникидзе было предъявлено обвинение в проведении антисоветской агитации и в принадлежности к антисоветской организации, то есть в преступлениях, подлежавших при их доказанности квалификации по ст. ст. 58–10 и 58–11 УК Грузинской ССР, санкции за которые не предусматривали такой меры наказания, как расстрел. Однако, Д. Орджоникидзе был расстрелян. Как отмечалось, это подобный случай не был единичным в деятельности внесудебных органов в годы сталинщины.
По постановлению тройки при НКВД Грузинской ССР от 3 марта 1938 г. был расстрелян ещё один двоюродный брат Серго Орджоникидзе — Георгий Абессаломович, преподаватель математики Тбилисского военного училища. Его признали виновным в том, что он входил в контрреволюционную организацию и «занимался вредительской работой в области подготовки курсантов училища». Как и другие дела, дело в отношении Г.А. Орджоникидзе тоже было сфальсифицировано.
На основании постановления тройки при НКВД Грузинской ССР от 16 января 1938 г. «за участие в контрреволюционной организации правых» также по сфальсифицированному делу был расстрелян троюродный брат Серго Орджоникидзе — Савва Валерианович.
Эти дела свидетельствуют об активном участии Рапавы в бытность его народным комиссаром внутренних дел Грузии, в расправе над родственниками Серго Орджоникидзе.
В судебном заседании Рапаве предъявлялись соответствующие документы с его подписями, санкционировавшими конкретные действия в отношении родственников Серго Орджоникидзе. Ознакомившись с этими документами, Рапава стал утверждать, что он не может категорически заявить об исполнении этих подписей именно им.Он не исключал, что подпись об утверждении обвинительного заключения по делу Ивана и Антонины Орджоникидзе мог выполнить Рухадзе. Это заявление присутствовавшими в зале суда было встречено смехом, для такой реакции оснований было более чем достаточно.
В связи с тем, что Рапава и Церетели отрицали своё участие в заседаниях тройки при НКВД Грузинской ССР, суд определил предъявить им подлинные протоколы заседаний этой тройки с их собственноручными подписями. После предъявления этих протоколов Рапава заявил, что на протоколах заседании тройки при НКВД Грузинской ССР подписи его. Церетели заявил: «Это не мои подписи. Кто-то их подделал». Тогда Церетели предъявили подлинный протокол заседания тройки при НКВД Грузинской ССР, на котором рассматривалось дело Дмитрия Орджоникидзе. При этом его фамилию закрыли листом бумаги. Церетели подтвердил, что под этим протоколом стоит его подпись. Когда же ему показали, в отношении кого им подписан данный протокол, Церетели стал утверждать, что эта подпись от его имени подделана.