Он и в самом деле оживился:
— Выгнали?
— Сама ушла.
Женька прямо развеселился:
— Сама? Скажи, способности проявились!
Ольге стало обидно:
— Способности у меня не хуже других.
— Чего ж ушла? — спросил он с любопытством.
— Не понравилось, — ответила она кратко, не желая вдаваться в подробности. — А ты-то что рвешься? Призвание?
Ответ ее удивил.
— Мать меня просила. Очень она хотела, чтобы у меня диплом был. Понимаешь? Умерла мать.
Ольгины родители к высшему образованию относились проще. Отец на известие, что ушла она из института ответил в письме так: «Конечно, дочка, сейчас народ образованию стремится, но не всем же в конторах сидеть, а денег образованные не больше нас зарабатывают. Потому смотри сама, а мы с матерью думаем — лишь бы по душе занятие нашла».
Поэтому в первопричины Женькиного горя проникнуть Ольга не могла, но то, что парень мучается, было ясно. И ясно было, что нужен ему человек, чтобы в тяжкий день поддержать и утешить.
Так получилось, что из скверика ушли они вместе и через час поднимались в лифте на девятый этаж нового дома у самой городской черты, где больной матери Редькина исполком выделил небольшую квартирку, как имевшей право на преимущество в очереди.
Особого комфорта в Женькиной квартире Ольга, понятно, не ждала, однако невольно присвистнула с порога, когда увидела, как запустил он свое жилье.
— Веник у тебя где? Щетки? Тряпки?
— Зачем это?
— Свинюшник прибрать.
— Зачем?
— Противно.
— Ну, если твое эстетическое воспитание не позволяет.
Завалившись на продавленный старый диван, он искоса наблюдал, как она орудует шваброй. Свежий воздух проник в давно не открывавшееся окно. Ольга протерла стекла, вымела, перемыла грязную посуду, а он все лежал и молчал.
Наконец она закончила и, вытирая руки, сказала:
— Работника кормить положено.
Женька поднялся, вытащил из холодильника колбасу. В фанерном ящичке из-под посылки нашлась на кухне старая, проросшая картошка. Пока Ольга жарила все это с луком, он спустился в магазин, принес бутылку дешевого вермута. Ей пить не хотелось, но Женьке посоветовала:
— Выпей. Полегчает немного.
И за компанию сама пригубила.
Женька быстро захмелел, страдания размягчились в нем, он начал рассказывать о себе многословно, путанно. Ольга слушала терпеливо, сама больше кивала, сочувствовала, понимая, что ему выговориться нужно, а не советы слушать. Да и к советам ее он не был готов, потому что опять и опять повторял свое:
— На тот год расшибусь, а пройду.
— Может, не стоит.
— Как так? Что ж я, второй сорт, по-твоему?
— Почему второй?
— А потому, что будь ты студентка, так не мела бы здесь комнату.
Логика этого ответа была только одному ему понятна, и Ольга спор отложила. Стемнело незаметно.
— Отдыхай, Женя. Побегу я. Пора.
— Куда ж ты?
— Пора, — повторила она неуверенно.
Оставаться опять наедине со своими горестями ему было страшно, но как удержать Ольгу, он не знал. Попросил только:
— Не уходи.
И она осталась.
Утром Женька по-детски долго тер ладонями глаза.
— Это ты?
Видно было, что, как повести себя, он не знает. Ольга взъерошила ему волосы:
— Отвернись. Я одеваться буду.
Женька послушался, повернулся к стенке, но лежал напряженно, о чем-то думал.
— Понимаешь, — сказал, наконец, глядя, как она причесывается, держа шпильку в губах, — понимаешь, я ведь не могу сейчас жениться.
Она даже шпильку выпустила, уронила.
— Неужели? А я-то в загс собираюсь.
И ушла, оставив его в недоумении.
Дней через десять Ольга увидела Женьку на другой стороне улицы, когда выходила из поликлиники.
— Оль!
— Привет.
— Ты куда?
— А в чем дело?
— Поговорить бы нужно.
— Насчет женитьбы, что ли?
— Не обижайся.
Забегая вперед, он старался заглянуть ей в глаза, она шла себе, как обычно, не ускоряя и не замедляя шага. Ей было приятно, что он пришел и смотрит вот так, по-собачьи, но она не знала, что с ним делать.
— Ну, что у тебя?
Он толкнул встречного прохожего, потому что не смотрел вперед, и тот обругал его. Ольге снова стал» жаль этого неловкого Женьку, а он, спеша, говорил на ходу:
— Ты должна знать. Ты спасла меня тогда.
Наверно, слова эти он подготовил заранее, но они трогали, и ей стало неловко.
— Ну уж и спасла. Выдумываешь.
— Нет, нет. Я, знаешь, из окна хотел. Она остановилась:
— Спятил?
— Нет, правда. Ты должна знать. Я не хочу, чтоб ты считала.