Все это были, однако, лишь предположения, и Мазин почувствовал необходимость расспросить свидетелей.
— Будь добр, Трофимыч, пригласи ко мне студентку. — попросил он капитана.
Попросил по внутреннему телефону и, углубившись в работу, не обратил внимания, что Трофимов с ответом помедлил. Зная, как до педантизма добросовестно относится инспектор к своим обязанностям, Мазин, не дожидаясь ответа, положил трубку и продолжал вчитываться в странички свидетельских показаний, когда через несколько минут Трофимов собственной персоной возник в его кабинете. Вид у инспектора был смущенный, и это Мазин заметил сразу, несмотря на все отвлекавшие его внимание обстоятельства, ибо Трофимову смущаться приходилось чрезвычайно редко. Работал он хорошо, и цену себе тоже знал.
— Случилось что-нибудь? — спросил Мазин.
— Боюсь, не смогу я свидетельницу пригласить, Игорь Николаевич.
Мазин молча подождал разъяснений.
Инспектор пояснил коротко:
— Назвалась она Сидоровой Галиной, студент строительного института. Такая студентка действительно есть, но на месте преступления не находилась.
— То есть свидетельница обманула нас?
Мазин поднялся и подошел к Трофимову. Досада его проявилась в одном: он обратился к инспектору на «вы».
— Почему же вы не сообщили мне об этом?
Уж от кого-кого, а от Трофимова он оплошности не ожидал.
— Виноват, Игорь Николаевич. Не проверил документов. Показания снимали на месте. Не доверять девчонке оснований не было: общественник слово в слово то же самое показал, да и другие подтверждают. Стало быть, попытка ввести в заблуждение исключена.
— Зачем же называться чужой фамилией?
— Не захотела впутываться, Игорь Николаевич, выступать в суде. Вы же знаете.
Конечно, Мазин знал, что нередко свидетели малодушничают, уклоняются от показаний. Довод Трофимова звучал убедительно, но сам инспектор выглядел не убежденным собственной аргументацией.
— Почему, Трофимыч? — спросил Мазин, одолевая досаду. — Что-то подозреваешь?
— Чувствую! — ответил Трофимов, вызвав этим словом улыбку Мазина. И не потому, что тот не доверял трофимовскому чутью — относился к нему Мазин всегда серьезно, — улыбку вызывала многозначительная интонация, нарушившая простую манеру речи инспектора.
— Чувствуешь?
— Так точно. Фактов привести не могу, но вот такое дело. Показывала она охотна, сама подошла. Короче, за язык тянуть не пришлось. А потом исчезла.
— Наверно, решила, что гражданский долг выполнила с превышением, — сказал иронично Мазин, обдумывая слова Трофимова. — Назвалась Галиной Сидоровой. Сочетание обычное, выдумать легко, не то что Матильда Нетудыхата. И все-таки в подобных быстродействующих ситуациях люди часто непроизвольно называют знакомые фамилии. Нужно подготовить словесный портрет этой девушки и побеседовать с настоящей Сидоровой. Не исключено, что она вспомнит какую-нибудь приятельницу. Я вижу, Трофимыч, ты не прочь тут немножко покопаться.
— Попробую, Игорь Николаевич.
Мазин понимал Трофимова. Конечно, скорее всего прав инспектор в логике, а не в чутье, и мнимая Сидорова всего лишь обычная трусиха, но видно было, что саднит у Трофимова мелкая заноза — недоработка, и нужно избавиться от нее, убедиться, что оплошность не повлекла последствий нежелательных. И потому Мазин не стал выговаривать помощнику, а поручил довести дело до конца.
— Если найдешь, отругай как следует! — сказал он, давая понять в заключение, что многого не ждет и не требует, но позволил себе Мазин эту полушутливую фразу, будучи твердо уверенным, что на этот раз Трофимов не оплошает.
Сказал и потянулся к телефону, который упорно вызванивал уже продолжительное время, будто настаивая на необходимости сообщить нечто важное.
— Мазин слушает.
— Здравствуйте, Игорь Николаевич. Горбунов говорит и беспокоит. Боюсь, оторвал от важных дел.
— Не беспокойтесь, Владислав Борисович. Что у вас?
— Досадное недоразумение.
Мазин протянул Трофимову параллельную трубку.