Мазину была любопытна воинственная реакция Горбунова.
— Пожалуйста! Хотите монолог? Вы знаете хоть один счастливый брак? На всю жизнь, а не на медовый месяц? Только не приводите в пример вашу бабушку. Иной век и иные отношения. Материальная взаимозависимость. Ей просто некуда было податься. Сегодня это плюсквамперфектум. Давно прошедшее. Что связывает современную семью, где зарплата жены не меньше вашей? Любовь? Она заканчивается на пороге загса. Или чуть позже. Общность интересов? Каких, если врач, а моя супруга бухгалтер? Постель? Надеюсь, вы достаточно опытный мужчина, чтобы чувствовать всю прелесть многообразия женской флоры?
— Скорее фауны, — улыбнулся Мазин.
— Нет, именно флоры! — настоял на своем инженер. — Но сейчас я не собираюсь забираться в сексуальные джунгли. Вернемся на солнечные лужайки. Святая святых — дети. Наше будущее и надежды. Дети! Простите, я ошибся, употребив это слово во множеством числе. В наше время детей не бывает. Существует Ребенок с большой буквы, его эгоистическое величество принц на горошине, отягощенный мнимым всезнайством, так называемой информацией. И из-за этого чахлого инфанта всю жизнь смирять себя, если ты порядочен или обманывать, что предпочитает огромное большинство состоящих в моногамном браке? Увольте! Я не стыжусь того, что живу один и пользуюсь определенными преимуществами своего образа жизни. Я приношу достаточно пользы обществу и в холостяцком состоянии и игнорирую мещанские наскоки.
— Однако они вас донимают, — заметил Мазин. — Такая содержательная речь экспромтом! С полной аргументацией.
— Да, мне постоянно приходится отбиваться. Отвечать и объяснять. Почему я не женат, почему имею машину, откуда у меня магнитофон. Почему я не убийца, наконец! Ведь вам я должен объяснить именно это. Не так ли?
— Не нужно драматизировать, Владислав Борисович.
— Драматизировать? Нет, я только констатирую факты.
— Возможно, что кому-то мозолит глаза ваш комфорт, вещи.
— Они не ворованные!
Горбунов вскочил и неожиданно для Мазина метнулся к финской стенке, расположенной у него за спиной. Дернув ручку ящика, он вытащил пачку бумаг.
— Вот!
Бумаги упали на столик перед Мазиным. Пачка удвоилась, отразившись в полированной поверхности.
— Возьмите! Изучите! Отдайте в экспертизу. Здесь Каждая цифра. Приход-расход. Все мои траты.
Листки были аккуратно расчерчены и исписаны колонками четких, без помарок, цифр.
— Еще одно алиби?
— Да, я постоянно вынужден доказывать, что я человек, который умеет организовать свою жизнь.
— Вам можно только позавидовать.
— Вот именно! Позавидовать! Вы произнесли главное слово. В этом мое несчастье. Я обречен на постоянную зависть, худшее из человеческих чувств, только потому, что большинство окружающих меня людей не умеет жить. Если человек пропивает последний рубль, а его дети сидят голодными, будьте уверены, у него найдется масса заступников и доброжелателей. Естественно! Ему не позавидуешь. Но если человек не транжирит денег если умеет и заработать и потратить так, чтобы сделать свою жизнь удобнее, легче, ему нечего рассчитывать на снисхождение. Он мещанин, эгоист, индивидуалист И это в лучшем случае. А скорее всего — преступниц вор, махинатор, комбинатор, спекулянт, грабитель. Убийца! Сколько слов придумали люди, чтобы оправдать собственную никчемность и замаскировать зависть! Однако извините. Я мирился со сплетнями, но я не желаю сидеть в тюрьме.
Горбунов опрокинул в рот рюмку коньяку.
Мазин следил за ним, пытаясь понять этого суетливого человека. Было в горбуновских монологах актерство, игра на публику, прямая неправда, но не все звучало фальшиво, что-то прорывалось и наболевшее, непридуманное.
— Хороший у вас коньяк, — сказал Мазин нейтральные слова, предпочитая не спорить, а слушать.
— Вам понравился? — легко обрадовался Горбунов, сразу прервав филиппики. — Вы разбираетесь в коньяке?
— Немного. Вы разливали его из французской бутылки, но это.
— Конечно, не арманьяк. Натуральный армянский! И представьте! Я привез его в элементарном трехлитровом огуречном баллоне из Еревана, перелил в эти шикарные бутылки и — о жизнь! — всем угодил. От знатоков я не скрываю правды, а профаны любуются бутылкой, по-нашему — стеклотарой, в которой нам сбывают типичную табуретовку, а мы своим эликсиром в уксусной упаковке торгуем. Каково? Проблемка? Охотно развил бы свою мысль, если бы удалось забыть, зачем вы пришли. Поэтому умолкаю и перед казнью прошу отведать рюмочку солнечного дара Араратской долины.