— Не у вас. У Горбунова.
— А. Не понял я. Эти — два сапога пара, хоть и не похожие.
— Они не ладили.
— Точно. Но могли и ваньку валять. На публику.
— Хорошо, — подвел итог Мазин. — Горбунов и Редькин?
— Вот уж чего не знаю.
— Трудно, конечно, — согласился Мазин. — Между прочим, машину открыли не горбуновским ключом. Девятов подумал:
— Это ничего не значит. Он нарочно мог новый ключ сделать, чтобы ваши эксперты ему алиби на блюдечке поднесли.
— Остроумно, — согласился Мазин. — Но проще было разбить стекло.
— В своей-то машине? Плохо вы Горбунова знаете.
— Многое я еще плохо знаю.
Девятов засмеялся:
— Это заметно. Иначе бы ко мне не пришли. С меня они что за толк. Я человек далекий. Разве я виноват, что они все с ума посходили? Горбунов, Женька, Ларка. Знать бы такое дело, не нужно было на море ездить. Чем здесь хуже, в своем отечестве?
Он прочел рукой вокруг. Мазин помялся.
— Уходите?
— Пора.
— Время потеряли? Не жалейте. Зато подышали, сил набрались. Можно было и по рюмочке.
— Нельзя было, — ответил Мазин серьезно.
7
Он снова шел лесом, провожаемый постепенно стихающим лаем невзлюбившего его Бокса, и размышлял о Девятове, об их разговоре, который тренеру понравиться, конечно не мог. Это было нормально. Кому нравится непрошеное внимание уголовного розыска? Правда, каждый ведет себя по-своему. Один старается помочь, вспомнить, подсказать, выполнить то, что считает своим долгом участием в справедливом деле. А другой уходит в глухую молчанку, никакого желания содействовать не проявляет, ждет не дождется, чтобы его оставили в покое. Между этими крайностями множество вариантов — то болтун попадется, одаренный природой не к месту разыгравшимся воображением, то не в меру осторожный скептик, склонный подвергать сомнению вещи самые очевидные. Всякое бывает, и люди разные попадаются, но, как правило, степень их доверия прямо зависит от того, насколько человек склонен считать себя подозреваемым.
Считал ли таковым себя Девятов? Судя по его последним словам, и мысли не допускал. Но слова словами, а на самом деле опасался, конечно, и это заметно было по той нарочитой путанице в разговоре, которой он явно стремился подчеркнуть свое неведение и, больше того, полную неподготовленность к разговору — дескать, и не думал я о таком, и не гадал, а вы свалились, как снег на голову, и вот, поди, выкручивайся!
Однако волноваться и хитрить может и человек совершенно невиновный, если опасается попасть в неприятное положение, особенно по недоразумению. Наверняка Девятов, зная Ларису и ее приятелей, зная о подозрениях Ларисы, не мог не размышлять над ними и не предполагать, что и его собственной особой могут заинтересоваться. Так что и в задиристости Девятова, и в покладистости его, и в «неведении» без особого труда угадывалась определенная тактика, но что скрывала эта тактика, какова была ее цель — самозащита невинного человека, нежелание сообщить какие-то факты по неизвестной причине или нечто большее — этого Мазин пока не знал и гадать не старался. Он лишь пытался из хаоса взаимоисключающих девятовских реплик, суждений отобрать то, что прозвучало определенно, зафиксировалось во время беседы — удивление тренера, когда тот узнал, что в квартире Редькина находился посторонний человек, его прорвавшаяся враждебность к Горбунову, психологически достоверное замечание о том, что Горбунов не стал бы разбивать стекло в собственной машине, и некоторые другие мелочи, которые самого Девятова не уличали и обвинить не могли, как, впрочем, и защитить. Все эти штрихи были не бог весть какими открытиями, но Мазин знал, что они пригодятся, встанут на свои места, и потому, вопреки словам Девятова, не считал, что потерял время зря. Больше того, у него возникло ощущение, что он поговорил со свидетелем более важным, чем можно судить по отобранному материалу.
С этим ощущением и возвращался он по тропинке на стоянку, где оставил машину, когда впереди между деревьями на фоне белых снежных пятен возник темный силуэт человека в кепке и в коротком, не по погоде, пальто. Человек зацепился плечом за ветку, и снег посыпался ему на воротник и шею, обмотанную вязаным серым шарфом. Рывком он выдернул шарф из-под пальто и стряхнул снег, продолжая идти навстречу Мазину, и тот понял, что неожиданно появившийся Трофимов спешит, а это означает, что произошло нечто непредусмотренное.
— Что стряслось, Трофимыч? — спросил он, невольно сожалея, что придется срочно перестраивать ход мыслей на новую ситуацию.