Трофимов усмехнулся:
— Будет сделано, Игорь Николаевич.
Ждать пришлось недолго. Инженер вышел первым. Капитан придержал дверь, пропуская его. Горбунов был растерян:
— Как я должен понимать?
— Садитесь, пожалуйста, — сказал вместо ответа Мазин.
Некоторое время ехали молча. Наконец, Горбунов решился:
— Куда мы едем?
— В управление.
— Это… арест?
Мазину приходилось видеть, как страх охватывает людей, но редко в такой классической форме. У побелевшего как мел, Горбунова дрожали пальцы, и он тщетно пытался унять дрожь.
— Вам страшно, Владислав Борисович? — спросил Мазин пересевший назад. Наблюдая за Горбуновым, он ждал все-таки вспышки возмущения, каких-то резких слов вроде «вы не имеете права» или «это произвол», но Горбунов ответил так, как позволили ему физические возможности. Едва слышно он шепнул:
— Да.
Трофимов за рулем крякнул.
Мазину стало не по себе, но он уже убедился, что поступил правильно.
— Скажите прямо, Владислав Борисович, вы храбрый человек?
— Я не храбрый человек, — вымолвил Горбунов почти по складам, как читают букварь.
— Хорошо, что вы откровенны. Мне бы не хотелось перегружать вашу нервную систему. Если предпочитаете, мы можем побеседовать и в неофициальной обстановке. Скажем, у вас дома.
— Значит… я не арестован? — чуть громче спросил Горбунов, оживая, будто вдохнув глоток кислорода.
— Нет, вы не арестованы, ваше будущее зависит только от вас. Но если вы из людей, которые успокаиваются так же легко, как и бросаются в панику, учтите — полной безопасности я вам гарантировать не могу.
— Что же я должен сделать?
— Сказать нам правду.
И Мазин замолчал, давая Горбунову возможность прийти немного в себя. Заговорил он только, когда все трое расположились в квартире инженера, сели по-деловому вокруг маленького столика, гладкого и пустого, хотя Горбунову не помешала бы рюмка коньяку. Он не понимал своего положения, не понимал, в чем цель Мазина и что за разговор ему предстоит — лучше он или хуже прямого допроса.
— Простите, Владислав Борисович, мои не совсем обычные вопросы. Вы, конечно, вправе не отвечать на них, но лучше ответить, поверьте, лучше ответить.
— Я готов, — заверил Горбунов, хотя готов не был и вопроса, который последовал, не ждал.
— Вы всегда говорите правду, Владислав Борисович?
— Как мне понять?
— В самой общей форме. Считаете ли вы цук быть правдивым, принципиально правдивым?
Горбунов то ли не понял, то ли сознательно пожелал сузить ответ до очень конкретного.
— Я знаю, знаю, о чем вы. Я собирался прийти сам и не успел. Этот шахматист. У меня было безвыходное положение, мой партнер улетел на Ямал. Это можно проверить.
— Обязательно проверим, но я несколько об ином. У меня сложилось впечатление, что вы не брезгуете обманом, когда считаете это полезным.
Нет, Горбунов не был бы Горбуновым, если бы вы слушал все это терпеливо. Та вспышка, которой Мазин ждал в машине, разразилась. В привычной обстановке «микромира» он пришел в себя и бросился в контратаку, догадавшись в конце концов, что у Мазина и Трофимова нет с собой стальных наручников:
— Не оскорбляйте меня! Вы уже запугали и унизили меня, вынудив признаться, что я не храбрый человек. Теперь вы хотите, чтобы я обозвал себя лжецом. Не выйдет! Пусть я трус, но я не дурак. Я прекрасно понимаю, куда тянется цепочка. Трус, лжец, преступник? Так? Не выйдет. У вас нет доказательств, иначе вы бы давно арестовали меня. И не будет. Можете искать. Где угодно! Вам нужны деньги? Вскрывайте паркет!
И, вскочив, он скрестил на груди руки подобно Наполеону.
Трофимов вполне серьезно приподнял край паласа.
— Жалко такой паркет губить.
— Не будем, — сказал Мазин. — Если Владислав Борисович разрешает вскрыть пол, значит, там пусто.
— Ищите где угодно! Ищите, если у вас есть ордер. Я обращаюсь к закону. Предъявите мне обвинение. Это вы должны доказать мою вину, а не я свою невиновность. В чем вы меня обвиняете?
— В том, что, обманывая нас, вы мешаете разоблачить преступников, ограбивших государственное учреждение, и виновных в смерти людей, — сказал Мазин строго. — Это я знаю наверняка. Но я не знаю, действуете ли в сговоре с преступниками или вы пешка, которую двигают без спроса. И прошу вас, прекратите этот отдающий истерикой шум. Ответьте мне прямо: анонимку вам действительно бросили в ящик, или вы сами написали это письмо?