— От работы ещё никто не умирал; работа — благословение божие.
Прошло полтора-два месяца, и мы ежедневно могли видеть, как люди падают замертво от непосильного труда.
Однако этот приказ позволил нам установить связь с остальными заключёнными нового лагеря, о чём мы отнюдь не жалели. Вся наша работа, если только это можно назвать работой, заключалась в том, что мы убирали и чистили бараки в старом лагере как для новых заключённых, так и для полицейских отрядов, которые один за другим прибывали в Хорсерэд из Копенгагена. Насколько мы могли судить, немцы решили превратить лагерь Хорсерэд в своего рода полицейскую базу для Копенгагена и всей Северной Зеландии.
Таким образом мы получили возможность познакомиться с солдатами гитлеровских полицейских подразделений. Сначала можно было предполагать, что в военном и моральном отношении это настоящая элита третьего рейха. Но при ближайшем рассмотрении всё оказалось далеко не так. Почти всем солдатам перепалило за сорок. У многих, на рукаве была нашивка с надписью «Холм». Это были остатки немецких войск, которые зимой 1941–1942 года Красная Армия окружила в городе Холм, к югу от озера Ильмень. Потом их отправили в тыл, чтобы они отдохнули и набрались сил. И вот они прибыли в Данию.
От них мы впервые услышали выражение, которое во время войны стало крылатым. Оно было очень характерно и для немецкой армии и для всего немецкого народа; в Штутгофе мы слышали его на каждом шагу и в меру своих сил старались ему следовать:
— Не надо торопиться, времени достаточно.
Когда во время работы в старом лагере нам надо было, скажем, перенести из одной комнаты в другую стол шириной в полметра и в метр длиной, полицейские считали, что нести его должны минимум два человека, не считая, разумеется, солдата, который будет приглядывать за ними:
— Не надо торопиться, времени достаточно.
Во время работы я говорил со многими солдатами полицейских отрядов. Наедине со мной они были очень откровенны, но в обществе друг друга замолкали.
Они были убеждены в том, что война проиграна и окончится ещё в этом году. Я спросил одного немца из Рура, бывшего хозяина гостиницы, все ли немецкие солдаты думают так же.
— Все, — категорически ответил он. — Война кончится, и мы вернёмся домой. А вы соблюдайте спокойствие и не делайте глупостей, тогда вас отпустят ещё до рождества.
Естественно, подобного рода высказывания и слухи, которые просачивались в лагерь, вселяли в нас бодрость и убеждали в том, что через каких-нибудь два-три месяца немцы будут разбиты. Впоследствии мы узнали, что такое террор и какое пагубное действие он оказал на немецкий народ.
Офицеры полицейских подразделений были совершенно не похожи на своих солдат. На подчинённых они орали так же, как и на нас, и при этом всегда приговаривали:
— Нашим солдатам на Восточном фронте приходится гораздо хуже.
Довольно странный аргумент для политических заключённых, находящихся в плену у расы господ. Однажды я случайно присутствовал при словесной перепалке, которая произошла между несколькими рядовыми и одним из самых крикливых офицеров. В конце концов они заявили своему командиру:
— Если у тебя есть желание попасть на Восточный фронт, попроси, чтобы тебя послали добровольцем. Мы уже там были и вовсе не жаждем попасть туда снова.
Достоверных сведений о ходе войны мы теперь почти не получали. Казённые радиоприёмники у нас отобрали иод тем предлогом, что, несмотря на ограничители, они по-прежнему были чертовски чувствительными и могли принимать заграницу… В общем это соответствовало действительности. Наши маленькие коротковолновые приёмники, которые мы незаконно доставили в лагерь, нам пришлось уничтожить самим, чтобы немцы не нашли их. Таким образом, единственным источником информации для нас остались датские газеты, которые с 29 августа стали ещё более германизированными, чем были раньше.
Шли недели. Мы делали всё, чтобы не пасть духом. Но настроение было подавленное. Почти все мы провели в заключении уже более двух лет, и теперь мы чувствовали, что вот-вот совершится то, чего мы ждали и боялись с того самого дня, как датское правительство приказало взять нас под стражу.
В конце сентября я узнал от немцев, что умер мой отец. В эти дни я уже свыкся с мыслью, что следующий пункт на пути моих долгих мытарств по тюрьмам и лагерям будет называться:
— Германия!
3. ОТЪЕЗД В ТРЕТИЙ РЕЙХ
2 октября 1943 года, около четырёх часов утра, когда ещё только начинало светать, во все двери бараков застучали винтовочные приклады и послышались отрывистые голоса солдат.