— Друг Манни?
Молодой человек покраснел.
— В общем, да.
— Добро пожаловать.
Соня подошла к Мише, начала сушить ему волосы.
— Тебе надо будет завести фен за кулисами. Или придется состричь эту гриву. Ты же не рок-звезда.
— Ничего не выйдет. Моим почитателям это нравится.
— Почитателям… Твоим почитателям… Миша встряхнул волосами. Поднялся с места.
— Ну, все готовы ехать на прием?
— Поехали, — ответил Манни. Соня ответила натянутой улыбкой.
— Только, пожалуйста, не забывай, куда мы едем, Миша. Сегодня ты добился колоссального успеха, но сейчас от тебя требуется отличное поведение. Понятно?
Миша расхохотался.
— Манни, они волнуются из-за того, что эти Бунимы такие возвышенные и неприступные, ты понял? Всего на одно поколение раньше нас из России, и уже мнят себя Романовыми.
Манни улыбнулся в ответ, однако сразу же вновь принял серьезный вид.
— Судя по тому, что я слышал, они действительно могущественны, как Романовы.
— Вот вы все правильно понимаете, Манни, — обернулась к нему Соня. — Ну а теперь нам пора ехать. Только что делать с этой толпой за дверью?
— Я об этом позабочусь. Сейчас выведу вас двоих, а Саша проведет Мишу. По пути можно будет дать несколько автографов, это не займет много времени. Мы подождем на улице, у выхода. О'кей?
— Это хорошая мысль, — согласился Дмитрий.
— Да, он просто молодец.
Манни взял Соню под руку, и они вышли за дверь. Манни снова обратился к толпе со своим самым лучшим русским акцентом.
Глава 13
Передняя галерея, как ее называли, позволяла получить полное и безошибочное представление об обитателях этой огромной квартиры, расположенной на верхних этажах, высоко над Пятой авеню. Освещали галерею четыре одинаковые хрустальные люстры в форме водопадов — антиквариат из России. Полы выложены черно-белыми шахматными мраморными плитками с вкраплениями малахита и лазурита, по стенам — мраморные резные пилястры в неоклассическом стиле. Между ними, на фоне золотой парчи, — бесценные полотна Пикассо, Матисса, Миро, Леже, Брака. На резных французских консолях — мраморные скульптуры и мейсенские вазы с цветами из оранжереи. Каскады цветов спускаются вниз на массивные столы. По обеим стенам — резные позолоченные кресла, некогда украшавшие дома высокородных англичан. Галерея являла собой лишь мимолетное напоминание о сокровищах, наполнявших тридцатишести-комнатный дворец семьи Буним. Лишь некоторым отборным экземплярам выпало на долю покинуть его золоченые порталы.
Манни, смотревший на все это широко раскрытыми глазами, несмотря на все свои старания казаться утонченно-безразличным, потянул Мишу за рукав:
— Ты здесь раньше бывал?
— Да, несколько раз. Ты же знаешь, они поддерживали нас в Израиле и помогли переехать в Нью-Йорк.
— Бунимы?! Сами Бунимы! — благоговейно выдохнул Манни. — Ты слышал, Саша?
Тот лишь молча кивнул, продолжая оглядывать галерею. Миша внимательно смотрел на Манни.
— Да, Бунимы. И можешь мне поверить, никто никогда в жизни об этом не забудет.
Манни удивленно вскинул глаза:
— Кажется, я тебя понял. Но все равно: это великолепно. Ты согласен?
Появился мажордом Вацлав. Первыми он подвел к дверям гостиной Соню и Дмитрия.
— Мистер и миссис Левин.
Гул голосов в гостиной затих, после чего раздались аплодисменты. Необычная реакция для гостей этого дома, призванная продемонстрировать одобрение Мишиным родителям.
Вацлав — высокий, массивный, широкоплечий — тут же вернулся. Подвел к дверям Мишу:
— Мистер Майкл Левин.
Раздался шквал аплодисментов, не смолкавший некоторое время. Миша несколько раз наклонил голову. Когда аплодисменты наконец стихли, гул голосов возобновился. Разговоры стали громче и оживленнее.
При именах Эммануила Цигельмана и Александра Соловьева никто из гостей даже голову не повернул. Однако чета Бунимов, будучи примерными хозяевами, немедленно поспешила к ним навстречу со словами приветствия. Они поняли: эти двое — друзья звезды сегодняшнего вечера.
Миша без малейших усилий общался с остальными гостями, со скромным достоинством принимал их неумеренные восхваления. Особой скромностью он никогда не отличался, однако и впечатления маниакального эгоцентрика он сейчас отнюдь не производил.
Наконец толпа вокруг него поредела. Он отошел в угол гостиной, где мог без помех насладиться отличным шампанским и черной икрой, v в изобилии разложенной на столах. Окинул взглядом собравшихся. Дмитрий увлеченно беседовал с Иваном Бунимом, так, словно они давно стали лучшими друзьями. Манни и Саша у роскошного мраморного камина внимательно слушали Татьяну Буним. А где же мама? Почему ее не видно в толпе? А, вон она. Направляется к нему… в сопровождении самой потрясающей женщины, какую он когда-либо видел в жизни. Миша прекратил жевать, не сводя глаз с этой красавицы. Очень высокая, по меньшей мере пять футов и девять дюймов, с длинными светлыми волосами, стянутыми назад в шиньон. У нее какой-то неземной, ангельский вид, подумал он, с этим бледным лицом, с идеально гладкой кожей, с голубыми, прозрачными, как льдинки, глазами. Умные глаза. И вся она настоящее совершенство в этом белом платье. Такая чистая, такая невинная, такая… девственная, нетронутая.
Соня подошла к сыну:
— Так я и знала, что ты где-нибудь прячешься.
— Просто решил немного передохнуть.
— Я хочу познакомить тебя с редким человеком. — Соня погладила юную красавицу по плечу. — Это Вера Буним, дочь Ивана и Татьяны. Мой сын Миша Левин.
Это их дочь?! Миша не раз слышал о том, что у четы Бунимов есть дочь, но никогда до этого ее не видел и не думал о ней. Более того, он ни разу толком не взглянул на ее фотографии в рамках работы Фаберже, стоявшие в библиотеке.
Он протянул руку. Блеснул белозубой улыбкой.
— Очень приятно познакомиться. Я столько о вас слышал. Вера кивнула. Ее идеальной формы губы изогнулись в улыбке.
— Я тоже много о вас слышала.
И голос у нее тоже само совершенство. Это не голос избалованной девочки. Мягкий, интеллигентный, с чуть заметным протяжным выговором. Наверняка она училась в какой-нибудь закрытой школе-интернате.
— Надеюсь, вы слышали хвалебные отзывы, — подмигнул он.
— Да, только хвалебные. — Глаза ее сверкнули озорством. — Но вот теперь, когда я вас увидела, даже не знаю, верить ли своим источникам информации.
— Это почему же? — рассмеялся Миша.
— Слишком у вас привлекательная внешность. Так не бывает. Боюсь, что с вами надо держать ухо востро. Соня тоже рассмеялась.
— Кажется, я оставлю вас одних, если вы ничего не имеете против.
— Конечно, миссис Левин.
— Да-да, мама. Пойди лучше посмотри, чем там папа занимается.
— Мы еще увидимся до нашего ухода, Вера.
Соня повернулась и отошла. Вера неуверенно взглянула на Мишу:
— Надеюсь, ваша мама на меня не обиделась. Насчет того, что с вами надо держать ухо востро.
— Не думаю. Маму не так легко обидеть.
— Да, наверное. Я имею в виду… при том, что вам всем пришлось пережить.
— Да, это закаляет.
Вера взглянула на него со странным выражением. Он бы сказал, что оно напоминает вызов.
— Итак, вы окончили занятия в школе и приехали к родителям, — попытался он завязать светский разговор.
— Да, я закончила первый курс по классу искусства в Слейде.
— А, значит, вы приехали ненадолго.
— Я пробуду здесь все лето. То здесь, то в Хэмптонсе. — Она снова вскинула на него свои прозрачно-ледяные голубые глаза. — А вы?
Я тоже пробуду все лето в городе. А осенью или самое позднее зимой отправлюсь на гастроли.
Ах вот как! Значит, вы наконец позволите всему миру вас услышать?
— Да. Время пришло.
— Кстати, я слушала вас сегодня с огромным удовольствием. Блестящее исполнение.
— Спасибо. Услышать такое от вас особенно приятно.