– Так вот же она.
– Что вы мне голову морочите. Лестница – это ступеньки, нарисованные пилочкой. А у вас тут ничего нет.
– Так она же лицом к нам, вот же ступеньки – вот эти линии.
– Что вы все лицом да лицом, что это за термин такой?
– Ой, гвалт! Посмотрите, она совсем ничего не соображает! – кричал Фима. Щеки его пылали, он хватался за голову.
– Что это еще за «она»? Вы, кажется, переходите на личности! – возмущалась она, напирая на него своей пышной грудью.
Ее чертежи либо приходилось выкидывать, либо полностью переделывать. Избавиться от нее было невозможно.
– Придется идти, – понуро сообщил Рыков. – Дама назначила рандеву. Кроме того, что она ни черта не соображает, она сейчас навалится на меня бюстом, так что дышать будет нечем. Это ее основной аргумент.
Лия Борисовна была дамой эмоциональной. Как рассказывала мне Света, в женском обществе она вела обычно такие разговоры: «Вы видели, появился новый мальчик-техник в мастерской Панько. Такой высокий, стройный шатен с длинной прической. Ох, я бы так многому смогла бы его научить». Поскольку в своей профессии она никого ничему научить не могла, ни у кого не оставалось сомнений, о чем она мечтала.
И тут на лестницу вышла Муза Николаевна из третьей мастерской.
– Привет, мальчики! (мальчики – это я с пенсионером Рыковым). – Опять Мария Ивановна вас соблазняет?
– Что ты, Муза, это твоя парафия. Я уже давно этим не занимаюсь.
– Да, это нужно уметь. Вчера Вера вернулась из Туапсе. Так у нее там было, если конечно не врет, три любовника.
– Это как же три? По скользящему графику? – поинтересовался Александр Валерианович, хорошо знакомый со стройпроизводством.
– Конечно. Не могла же она это позволить себе одновременно. Она женщина приличная.
В это время в дверях появилась Ольга Петровна – мой шеф и прекратила этот пикантный разговор.
– Шура! А мы вас всюду разыскиваем. Давайте свои раскладки, – там сантехники пришли, и Трубецкой все пытается пробиться через ваши блоки своей канализацией.
И мы разбежались в разные стороны. Я с Рыковым направо, Муза – налево, а Марья Ивановна вниз. Дом, в котором размещалась наша мастерская, был когда-то жилым, и на нашу площадку выходило две квартиры. Нашу квартиру переделали следующим образом. Из передней был вход в бухгалтерию (бывшая кухня – на стене еще остались трубы и даже кран за спиной кассира Кати). За передней мы следовали в приемную-канцелярию (бывшая прихожая), из которой двери вели в кабинет директора, в нашу мастерскую и плановый отдел (соответственно гостиная, спальня, детская, кабинет). В приемной царствовала Лидия Федоровна – секретарша директора. Это была активная, энергичная и решительная женщина, знавшая все о работниках института и о событиях, происходящих в нем. У нее был самый большой в институте двухтумбовый стол, самый звонкий голос и самый высокий авторитет. Лидия Федоровна была немолодой дамой – матерью-одиночкой с тремя сыновьями, один из которых – самый младший, как утверждали злые языки, был разительно похож на нашего директора. Руководители подразделений института ее побаивались. Говорили, что ее побаивается и сам директор. Поскольку все сотрудники нашей мастерской в начале рабочего дня проходили через канцелярию, она грозно отчитывала опоздавших. Ко мне она относилась довольно благосклонно. Дверь в нашу мастерскую она всегда открывала настежь, ссылаясь на необходимость вентиляции. Мы не возражали. Это было выгодно всем – ей, так как она видела и слышала все, что происходило в мастерской, и нам, так как мы получали информацию обо всех нститутских новостях.
Когда мы с Александром Валериановичем вернулись в мастерскую, Ольга Петровна выясняла отношения с Трубецким. Я начал искать свои раскладки блоков. Дверь в приемную была распахнута, в приемной сидели Лидия Федоровна и курьерша Тася и вели бесконечный бессмысленный спор. Из приемной доносились визгливые Тасины заикания.
– Где же ты опять намочила накладные, несчастная? – громыхала Лидия Федоровна.
– А я их пе-пе-пе-перепе-пе-шу.
– Да нельзя их переписывать. На них же расписки заказчиков. Вот дурная. Я же тебе тысячу раз говорила.
– А я их пе-пе-пе-перепо-по-подпи-пи-шу.
– И реестры мокрые. Да где ты взялась на мою голову? Ты что в баню с ними ходишь.
– Я во-о-о-бще не хо-хожу в ба-ба…
– Оно и видно. А сейчас я пойду в отдел кадров, а ты пока тут посиди.
Лидия Федоровна ушла, Тася уселась на ее место, представила себя большой начальницей и лицо ее засветилось от счастья. Ее беседа с вошедшим посетителем носила совсем уже дикий характер.