Вообще, я брал «BMW» Коляна совсем нечасто, но сегодня подвернулся именно такой случай – я, все-таки, не хотел, чтобы какие-то посторонние соглядатаи смотрели, куда и когда я выхожу, и, уж не дай бог, ездили за мной во время расследования. Гараж Коляна располагался внутри двора, а стекла в его машине были затемненные, так что, я очень надеялся, никто не поймет, что из двора выехал именно я.
Был, конечно, риск нарваться на ГАИшников, и, как уже бывало несколько раз, тратить время, доказывая, что машина не краденая – документов-то на нее с моим именем не было. Но добрый старый товарищ – Аслан Макаров, командир взвода ППС, капитан милиции, не раз выручал меня в этих и подобных случаях – у него, кажется, везде были знакомые и друзья.
Я вырвался из двора и невидимой, но гнетущей опеки на роскошной, умеренно рычащей тачке, взбрызнув придворовую грязь – и поехал в сторону букинистического магазина «Антиквариат»
Магазин встретил меня стеклянными витринами, в которых расположились разного возраста иконы, картины, несколько столовых наборов из серебра, и даже одна лампа с отделкой из слоновой кости.
Внутри царили приятное дневное освещение и тишина; посетителей не было, хозяев – тоже.
За кассой сидела молодая девчушка, которая внимательно рассматривала свои ядовито-красные ногти, исподлобья поглядывая на меня.
– Здравствуйте, – вежливо сказал я, подходя ближе и рассматривая правую часть магазина, полностью отданную основному товару магазина – книгам, которых на витринах и на стенных полках было, наверное, около тысячи.
– Здравствуйте, – ответила она, обаятельно улыбаясь, – Чем интересуетесь?
Я пропустил ее улыбку мимо, зная, что предназначается она больше кошельку, чем моим собственным достоинствам, и ответил, – Шаровым Иннокентием Арсеньевичем. Он где?
Девушка посмотрела на меня с некоторым недоверием, которое быстро сменилось легким испугом.
– Да здесь он, – сказала она, нервничая, – Где же ему еще быть?
– Позовите, пожалуйста. – твердо попросил я. Нужный тон и нужный тембр сделали свое дело; девушка скрылась за ширмой напротив входных дверей, в центре салона, и ее тонкие каблучки прощелкали по ступеням, ведсфШgy·uЎЎЎ нагрудный карман легкой летней куртки, я внимательно осмотрел полки, убеждаясь, что преимущественно здесь продавались не старые библиографические ценности, а нынешние раритеты, которые зачастую стоили если не дороже, то примерно столько же, сколько и старинные книги. Усмешку вызвала коллекция марок «Восемьсот пятьдесят лет Москве», расположенная в центре застекленной витрины, состоящая из восемнадцати отдельных картинок и блока-триптиха, шикарно оформленная, в двух экземплярах – гашеных и негашенных – и вся умещавшаяся в удобной кожаном футляре, сейчас, конечно, раскрытом навстречу покупателю. Стоил набор марок двести девятнадцать тысяч рублей.
Пока я засматривался на красоты Москвы Златоглавой, директор магазина, как говорится, подкрался незаметно.
– Интересуетесь? – сладенько поинтересовался он, – Это очень представительная коллекция. А цена практически издательская, всего с трехпроцентной надбавкой.
У него было круглое лицо, черные усы, он был высоким и пожилым человеком, без, однако, большого живота, в светлой рубашке, помеченной пятнами пота – на груди и под мышками. Толстые губы изогнулись в приветливой улыбке: мол, приветствую профессионала.
Правда, профессионалом он готов был назвать любого, способного заплатить за вышеозначенную коллекцию или иной предмет продажи магазина.
– Здравствуйте, Иннокентий Арсеньевич, – сказал я, и представился сам, – Мареев, Валерий Борисович. Нам надо поговорить.
– Хм, – удивился он, оценивая меня взглядом, – Это надолго?
– Зависит только от вас, – честно ответил я, глядя ему в глаза.
– Ну хорошо, пройдемте за мной, в кабинет, – сказал Шаров.
Я кивнул, и мы прошли – вниз по ступеням и направо сразу же в конце коридора.
Кабинет у него был ничего себе, хотя я видывал и получше. Главное, что привлекало внимание – обилие картин и картинок. Они просто занимали все пространство стен, практически не оставляя свободного места.
Шаров сел за стол и предложил мне стул. – Итак, – сказал он, усаживаясь и выкладывая сцепленные кисти рук на стол, – я вас слушаю.
– Во-первых, Иннокентий Арсеньевич, – сказал я, решив начать с проверки его реакции, – за каждый проданный экземпляр марок про Москву вы получите не привычные вам проценты, а полную стоимость. Потому что человек, который сдал их в продажу, к вам больше не придет. Он умер.
Шаров среагировал быстро, сразу же осознав, что связь с человеком, приносящим ему левые тиражи и отдельные издания раскрыта. И только потом до него дошло, что сам человек мертв. Или он так изобразил свою реакцию?
– Постойте, – сказал он после секундной паузы, хотя я ничего не говорил и, тем более, никуда не шел, – Вы из милиции?
По закону, я должен был правдиво ответить на этот вопрос. Что я и не преминул сделать, вынимая лицензию и показывая ее хозяину букинистического магазина.
– Я частный сыщик. Близкий друг вашего поставщика считает, что его убили. Он нанял меня, чтобы я расследовал это дело. Вот я и пришел.
– А какое отношения я имею к смерти Сергея Николаевича? – спросил Шаров повышенным, несколько крикливым тоном, слегка побледнев и явно приготовившись к бою; на меня он смотрел недоверчиво и растерянно, явно ошарашенный, на лицензию – как на билет в ад. И тут же добавил, – Я его едва знал!
Открыв блокнотик, я записал новые имя и отчество Самсонова. – Вы – единственный человек, с которым Сергей Николаевич имел деловые отношения в последние несколько лет, не считая коллег по работе. И именно вы – источник его основного заработка. Мне уже известно про ваши совместные дела с незаконной продажей книги Разинского «Загадки Сталина», кстати, про московские марки и еще про несколько проектов. Я пришел узнать у вас, в каких отношениях вы были с покойным, причем, мне нужно очень подробное и взвешенное объяснение.
Пока я говорил, Шаров краснел и бледнел попеременно. По окончании моего вступления он побагровел, словно помидор, и, удостоив меня яростным взглядом, трясущимися губами выплюнул на повышенном тоне, – Да какое вы имеете право влезать ко мне в кабинет и нести бездоказательную ахинею про незаконные дела?! Вы кто вообще такой?! Какого хрена?!..
– Замолчите! – рявкнул я, вспоминая, как говорил с нарушителями Аслан Макаров, – Если вы хотите доказательств, вы их получите! Но если вы будете на меня орать, вы получите их в кабинете следователя или на суде!
Шаров замолчал, уставившись на меня выпученными глазами, усы его топорщились, лоб блестел, покрытый каплями пота.
– Чего вам надо? – почти вежливо спросил он.
– Вот так гораздо лучше, – отметил я, – Повторяю, я пришел сюда для того, чтобы узнать у вас подробно все, что возможно, про личные и деловые отношения с Сергеем Николаевичем. В мои цели не входит трепаться с ментами или с налоговыми инспекторами про ваши миллионные дела, мне нужно установить, причастны вы к убийству, или нет!
– Да вы что?!.. – возмутился Шаров, причем, в его глазах явственно колыхнулся страх, он что-то вспомнил, о чем-то подумал, дернулся, как от пощечины, заморгал, пряча взгляд, – Да вы что?!
– Что "я"? – сухо спросил я, – Вы в глаза смотрите, в глаза!
Он выпучил свои черные глазищи, нервно помаргивая, громко вдыхая и выдыхая, вытер пот со лба рукой, сглотнул.
– Вот так, – снова жестко похвалил я, – Теперь давайте попробуем нормально поговорить. – Осторожно проверил рукой диктофон в кармашке – он исправно мотал кассету – и заодно приготовился записывать.
– Для начала напоминаю, что в ваших интересах быстрее ответить на мои вопросы и от меня отделаться. Но быстрее – не значит проще; если хоть один ответ будет нечестным или если вы не договорите до конца – я вернусь сюда. Причем, вернусь с ордером на арест и обыск. Тогда ваша культурная деятельность будет приостановлена. Возможно, на долгие годы. Понятно?