Я въезжал в чужие тела, точно в гостиницу, значит, все они не могли быть мной. Мысли откуда-то возникают, замечаются, а потом исчезают бесследно, значит, они тоже не «я». А вот разглядеть самого воспринимающего не получалось, сколько я в себя ни вглядывался. Вопрос в том, является ли он единым и целым?
Из чего состоит ум, что в нем можно увидеть? Волевой импульс, память, привычки, мотивы – все слишком текуче и непостоянно. Чем одна «сборка» качеств принципиально отличается от другой, если они все время меняются? Где начинается и кончается мое «я», чтобы четко отделить его от «другого»? Где тот неизменный «стержень», на который могло бы нанизываться все остальное? Да и есть ли в мире хоть что-то постоянное, кроме самого непостоянства?
Несколько настораживало и то впечатление, которое произвела на меня эта пылкая юная особь. С чего бы бесчувственному каменному чурбану испытывать к человеческой самке влечение? Наверное, для элементаля было бы естественно увидеть волнующую разум гармонию в куске какого-нибудь горного хрусталя. Но меня взволновала мягкая и теплая девушка!
Значит, эта «мыслящая ясность» совсем не пуста? По крайней мере, в ней есть скрытая предрасположенность испытывать к красивой женщине особые чувства. Значит, мы принадлежим к одному виду, ведь сексуальный инстинкт не мог обманывать. Выходит, я человек или когда-то им был?
Но что является определяющим признаком человечности, чтобы отличить его от разумной крольчатины? Если бы я узнал такой атрибут, то поискал бы его у себя и вопрос бы решился. А если такого качества нет?
Я раздраженно мотнул «головой» и едва не привлек к себе внимание. Из-за угла как раз вынырнула магичка. Она настороженно застыла, боковым зрением заметив движение. Мне повезло – чуть выше на скале толкались несколько моих «родственников». Камень мог скатиться оттуда. Если бы я умел дышать, то непременно бы выдохнул с облегчением.
Противница успокоилась и занялась тем, что умела лучше всего, – массовым и виртуозным убийством. Без зрителей ее игривость и артистизм пропали, сменившись выверенной скупостью движений, рационализмом и точностью. Но даже сейчас эта пластика завораживала. Девушка уверенно контролировала поток бушевавшей энергии, вырывавшейся из нее то морозной струей, то жаром огня. В ее балете повторялось всего два грациозных па, но ведьма делала их так же легко, как дышала.
Какое красивое и безжалостное существо! Теперь оно, наконец, смогло расслабиться, сбросив маску улыбчивой и озорной девочки. В синих глазах словно погасло тепло, превратив их в холодные льдинки. Уверенность, стальная воля и жесткая властность – теперь магичка выглядела старше и уж никак не напоминала подростка.
Найдя взглядом новые цели, она с эффективностью механизма превращала живой камень в мертвую крошку и пыль. Но вот меня она пропустила, приняв за уже убитого элементаля, разбитого на куски.
Мысленно ухмыльнувшись, я почти беззвучно собрался в массивную громадину за ее спиной. Скрип снежных кристаллов переходил в треск пламени и грохот разрываемой горной породы – в такой какофонии услышать стук камней почти невозможно.
Тяжелые булыжники нависли над девушкой, словно спрашивая разрешения, но я все еще медлил.
Золото, забранное в два детских хвостика, трогательная родинка на шейке, хрупкие ключицы, крохотные красные стеклышки в маленьких ушках…
Я чувствовал себя так, словно хочу ударить ребенка.
Нет, это же наваждение! Надо бить! Передо мной безжалостный и хладнокровный монстр, прямо сейчас выжигающий моих каменных братьев!
Я решительно поднял камни повыше.
Вот, сейчас!
Нет, не могу! Слабак!
Что-то внутри яростно протестовало. Но не потому, что мне стало жалко врага. Да, он жесток, умен и заслуживает уважения, но никак не жалости. Просто чертова ведьма слишком красива! И казалось, что это неземное совершенство обладает некой сакральной и самостоятельной ценностью, разрушить которую было бы святотатством.
В этот момент девушка что-то почувствовала и обернулась. Я стоял почти вплотную – в ее взгляде мелькнуло удивление, но не страх. Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. И вдруг она закрыла глаза и закричала – пронзительно, страшно, совсем по-звериному.
Трудно поверить, что человеческое горло способно издать такой вопль. Нет, это не было криком ужаса и отчаяния загнанной жертвы – это был настоящий боевой спелл[11]. Его вполне бы хватило, чтобы отскочить и обездвижить, влепив снежный заряд, а потом спокойно и методично расстрелять огнем издали.